Сегодня мы продолжаем делиться мнением генерал-майора Геннадия Носоновского, в прошлом возглавлявшего Главное управление боеприпасов ВС РК, о доставшемся Казахстану от СССР «взрывоопасном наследстве» и о том, что же нужно сделать нашей стране для того, чтобы склады с боеприпасами перестали взлетать на воздух.
Что делать?
Ведущие страны, закончившие Вторую мировую войну, затопили большую часть оставшихся боеприпасов, на дне морей и океанов. Страны же СНГ не могут расстаться с доставшимся им наследием уже 30 лет. При этом если учесть, что основная масса находящихся на наших складах боеприпасов датирована 60–80 годами прошлого столетия и это сложные химические соединения, то факт, что они будут летать согласно тактико-технических характеристик и таблиц артиллерийских стрельб, сугубо относительный.
Читайте:
Взрывоопасное наследство. Генерал Носоновский о взрывах на складах боеприпасов
Что же с ними делать? хранить еще 20–50 лет? Я согласен с опытными военными, что в герметической упаковке стрелковые боеприпасы могут храниться по 50 лет и даже больше. А вот артиллерийские, и особенно реактивные, вряд ли. Особенность их пороховых двигателей такова, что она предполагает скоростное сгорание для получения расчетной начальной скорости. Десятилетиями хранившиеся в прогнивших ящиках на открытом воздухе они вряд ли дадут нужный результат. Так, что вывод, наверное, один: часть уничтожить, часть утилизировать. И самым серьезным образом думать о замене нашего боекомплекта новыми современными боеприпасами.
Другой важный аспект – поддержка высокого уровня профессионализма специалистов, ответственных за хранение боеприпасов. Части, занимающиеся этим, должны находиться в постоянной готовности к ликвидации возгорания. Дело в том, что пожар на складе боеприпасов значительно отличается от всех иных пожаров. И его надо начинать тушить сразу же, в момент, когда сработала сигнализация, а если ее нет – при появлении малейшего дымка. Поэтому наблюдение за объектом должно вестись ежесекундно – в дневное и ночное время часовыми на вышке, с использованием оптических приборов и надежных средства связи. Аксиома здесь простая: если только появлялся дым, на место тушения пожара должна прибыть пожарная команда и заместитель командира по средствам связи обязан приступить к его немедленному тушению. Если же не удается потушить возгорание, или по прибытию пожарных видны языки пламени и повышается температура, есть признаки детонации, - дальнейшее тушение представляет смертельную опасность. То есть, если через полчаса не удается локализовать пожар, где находятся артиллерийские, инженерные боеприпасы, средства авиационного поражения, то следует подавать команду на эвакуации личного состава с объекта. При этом все этапы эвакуации должны быть отработаны до секунды. Пожар в Токрау показал, что покидание жилой зоны превратилось в паническое бегство, и только чудом тогда удалось избежать жертв.
Противодиверсионная оборона объектов – отдельная тема для разговора. В мою бытность были разработаны планы охраны и обороны объектов при чрезвычайных ситуациях, проводились плановые (два раза в год) и внезапные тренировки, а на наиболее важных объектах были размешены мотострелковые подразделения, первоочередной задачей которых была их оборона при вооруженном нападении. Однако шло время, появились новые технологии и средства нападения. Это и дроны различного класса, и управляемые малогабаритные боеприпасы, и дельтапланы, и высокоточные беспилотники. Готовы ли мы к их отражению? Наверное, не совсем. А это повысило уязвимость наших объектов хранения многократно.
Кто виноват?
Печально наблюдать за тем, как обыватели всю вину за взрывы на складах перекладывают на плечи военнослужащих. Нередко были слышны даже призывы к расправе над ними. Но что там обыватели, когда даже Министерство обороны, следственные органы, порой, занимают такую позицию. Но так ли это на самом деле?
Охрана арсеналов - крайне опасная работа. Боеприпасы создавались столетиями для того, чтобы убить как можно больше людей, уничтожать боевую технику и разрушать все сооружения. Они коварны и, порой, живут своей жизнью, что в любое время может обернуться «сюрпризами».
Приходя на объект утром, вечером боеприпасник может и не вернуться к своей семье. Я мог бы привести в качестве примера массу несчастных случаев, которые приводили к гибели и увечью этой категории военнослужащих. При этом отмечу, что ведь все боеприпасы они носят только на руках, при загрузке/выгрузке, при заряжании орудий и систем залпового огня.
Эти военнослужащие каждый день рискуют своей жизнью, а заработная плата у них ниже, чем у других должностных лиц. К примеру, у начальников хранилищ самое низкое СКК (тарифный разряд). У начальника службы РАВ СКК и воинское звание по должности ниже, чем у начальника автомобильной службы. А ответственности у них, как говорится, выше крыши. Над их головой постоянно висит меч страшного возмездия в случаи ЧП или катастрофы, когда никто не посмотрит на их многолетнюю службу и заслуги. В таких случаях они теряют все – уважение граждан, пенсии, всякие перспективы. Но в чем их вина? В том, что им поручили наводить порядок на переполненных, порой некондиционными боеприпасами объектах хранения? В том, что не хватило сил и средств за долгие года привести их в полностью безопасное состояние? Если бы они на самом деле бездействовали, то при ЧП жертв среди гражданского населения было бы значительно больше.
За круговертью событий как-то забывается, что Министерство обороны неоднократно обращалось в правительство, предупреждая о том, что к объектам хранения боеприпасов ползущими темпами приближаются жилые постройки гражданского населения. Но рассмотрение этого вопроса затягивалось. В итоге мы получили то, что имеем - гражданские постройки находятся на расстоянии выстрела РПГ. К сведению, за последние 30 лет в бывших республиках СССР и в странах бывшего Варшавского Договора взорвалось около двух сотен объектов. Имели случаи многочисленные жертвы.
Министерство обороны, особенно после трагедии в Токрау, серьезно подходило к этой проблеме. Особенно очевидны были усилия в бытность министрами Мухтара Алтынбаева и Даниала Ахметова. Ахметов, хоть и гражданский человек, понимал всю важность данного вопроса и за время работы на должности министра серьезно изменил инфраструктурный облик военных городков, в том числе баз и арсеналов.
Впрочем, очевидно, что объем работ еще предстоит большой. Я не вправе учить военных, что надо делать, да они и сами прекрасно понимают, что именно. Вопрос не в этом, а в том, что им просто не хватает финансовых средств для реализации необходимых мер. При нынешних же темпах финансирования все эти проблему будут решаться еще лет 20–30, тем более, что у нас уже стало традицией то, чем больше время проходит после катастроф, связанных с военными складами, тем сильнее угасает внимание к боеприпасной проблеме.
Большой ущерб от разрушений гражданских построек, человеческие жертвы и десятилетия, необходимые для ликвидации последствий взрывов – вот цена недооценки боеприпасной опасности. Это вопрос государственной безопасности, на который давно уже пора обратить внимание Совету безопасности, правительству нашей страны и Верховному Главнокомандующему. Но кто у нас будет поднимать этот вопрос? Боеприпасники все разогнаны. Кто их заменит? Может, попробуют те, кто больше всех обливал их грязью и те, кто проводил не объективные расследования ЧП и катастроф, а устраивал «охоту на ведьм», вынося приговоры «виновным», не разобравшись в истинных причинах последних трагедий?
