Удвоение ВВП или возвращение фетиша. Возможно ли казахское «экономическое чудо»?

Перед обновленным правительством РК поставлена задача добиться увеличения валового внутреннего продукта к 2029 году почти в два раза – до 450 млрд. долларов США. О том, что из себя представляет идея такого увеличения экономики, есть ли у Казахстана шансы на успех и при каких условиях может произойти столь значительный рост, рассуждает экономист КУАТ АКИЖАНОВ.

Понятие «ВВП» (валовый внутренний продукт) было введено в научный лексикон с 1930 года лауреатом Нобелевской премии по экономике Саймоном Кузнецом. Этот показатель помогает рассчитать размеры и масштабы экономики определенной страны, так как предполагается, что в расчеты включена сумма всех произведённых товаров и оказанных услуг. Достаточно взглянуть на цифры, сравнить с другими странами, и сразу предстает картина «экономических размеров» государства.

Казахстанский ВВП на конец 2023-го составлял около 250 млрд. долларов США – больше, чем ВВП Армении, Беларуси, Грузии, Кыргызстана, Узбекистана, Молдовы и Таджикистан вместе взятых. Это, кстати, больше, чем ВВП Китая в 1979-м – тогда он ненамного превышал 200 млрд. А сейчас китайская экономика со своими 17 трлн. является второй по величине после американской с ее более чем 25 трлн. долларов США.

Правда, в последние лет двадцать данную концепцию критикуют все серьезные экономисты, так как она на самом деле не отражает реальную ситуацию с ростом экономики, – впрочем, и отказываться от нее пока не решаются. Даже саму идею роста ученые-экономисты самых разных школ воспринимают уже не так однозначно положительно. В индустриально развитых странах рост ВВП был следствием индустриализации, то есть должны произойти структурные изменения в экономике, которые и приводят к повышению доходов населения. Другими словами, качество роста более важно, чем достижение каких-то количественных параметров. Но обо всем по порядку.

Что говорит мировой опыт...



Нельзя утверждать, что в экономической истории подобных рывков не совершали. Но условия, временные параметры, геополитический и, что еще важнее, геоэкономический контекст были совершенно другими.

Такого рода «чудеса» демонстрировали «азиатские тигры», к примеру, Южная Корея - некогда одна из беднейших стран вырвалась в топ мировых лидеров. Ей это удалось благодаря мощному индустриальному развитию, когда аграрная страна, не имеющая природных ресурсов для экспорта, проводит структурные преобразования, с каждым разом перестраиваясь на производство товаров с более высокой добавленной стоимостью. Также есть примеры рекордного взлета послевоенных Японии, Германии и еще десятка государств Западной Европы и Северной Америки в период между 1940-ми и 1970-ми годами.

Стартовые условия, с которых одни начинали свое экономическое восхождение (Южная Корея, Тайвань, Сингапур), а другие продолжили (Япония, страны Западной Европы и Латинской Америки) после Второй мировой войны, были очень разнообразными – некоторые были разорены войной, а другие очень бедными. Эти факторы, как ни странно, способствуют (оговоримся: при грамотной экономической политике) резкому и мощному росту. Сравнительная бедность и неиспользованный промышленный потенциал вкупе с индустриализацией, которую проводили большинство стран мира (включая Казахскую ССР в составе Советского Союза) в 1940-1970 годах, благоприятствовали «удвоению», «утроению» и даже «удесятерению» ВВП. Что немаловажно, этот самый рост материального благополучия был сопряжен с социальным прогрессом – снижалась бедность, выравнивались доходы, строились города и в целом то, что называется «государством всеобщего благосостояния».

Благоприятные геоэкономические условия включали план Маршалла для разоренных войной стран Европы (в том числе для Западной Германии), помощь США в содействии научно-техническому прогрессу (например, в Южной Корее с нуля создали несколько научно-технических и исследовательских институтов, а не офшоры), Бреттон-Вудскую международную финансовую архитектуру (1947-1973 годы), позволившую странам проводить независимую фискальную политику (через кейнсианское управление спросом), и более справедливую международную торговлю. При этом Бреттон-Вудские институты развития (МВФ и Всемирный Банк) следовали курсом, прямо противоположным тому, что они делают последние тридцать лет, – они предоставляли ликвидность и ссуды странам, нуждавшимся в капиталах и проводившим индустриальную политику.

Рост без развития

Что имеем мы? Во-первых, Казахстан – это страна с доходами выше средних, которые по паритету покупательной способности (ППС) превышают 25 тыс. долларов США. Увеличить доходы вдвое, скажем, с 3-х тыс. долларов за пять лет относительно несложно по сравнению с повышением их с 25 тыс. до 50 тыс. долларов, когда первичный промышленный потенциал уже использован. Дело в том, что у нас уже сравнительно большая экономика (с учетом размеров населения) и мы довольно богаты. Об этом свидетельствует зашкаливающий в Казахстане уровень экономического неравенства. Разница в доходах между 10% верхней социально-экономической страты и 10% нижней более точно характеризует то, как на самом деле распределяются доходы. У абсолютного большинства населения они далеко не 25 тыс. даже по ППС.

И здесь мы подходим к другому секрету успешного развития. Он заключается в том, какие модели распределения доходов действуют в стране: эгалитарные перераспределительные механизмы или такие, при которых все выгоды от экономического роста достаются участникам списка «Форбс» и иностранным инвесторам. Даже в годы «экономического бума» (2000-2007 гг.), когда темпы роста ВВП в Казахстане в среднем превышали 9%, мы не построили «государство всеобщего благосостояния». Наоборот, неравенство достигло заоблачных высот. У нас был «рост без развития» - экономика увеличивалась в размерах, но при этом происходили де-индустриализация и «голландская болезнь». Это как у человека увеличивается вес, но без роста мышц, а за счет повышения доли жира, вместе с которым развиваются сахарный диабет и другие болезни.



Поэтому прогрессивные экономисты призывают делать акцент на качестве роста. В нашем случае это означает разработку и реализацию программы ре-индустриализации. Только промышленный потенциал страны создает высокооплачиваемые рабочие места, возможности для роста доходов населения и социально-экономического прогресса, который обеспечивается через активные перераспределительные механизмы. Швейцария и Сингапур богаты не потому, что у них развитый сектор услуг финансовой сферы и элитного туризма, а потому, что они занимают соответственно первое (!) и второе (!) места в мире по индексу «объем промышленного производства на душу населения». Обыватели об этом не знают, так как промышленность двух названных стран производит товары высшей категории, не распространённые в ежедневном быту, то, что называется «средствами производства»: высокоточное оборудование, станки, специальные химикаты.

Пересмотреть модель

В действующей неолиберальной парадигме не-развития мы в Казахстане удвоения ВВП не добьемся. Или может случиться очередной неустойчивый «рост без развития», если нам опять «повезет» с ценами на нефть, и наша ре-индустриализация будет отложена в очередной раз. Мы только усугубим наше положение, укрепившись в качестве поставщика сырьевых ресурсов.



Наши экспертное сообщество и технократия обязаны пересмотреть неолиберальную модель не-развития, в которую мы себя загнали за тридцать лет. Тогда придет понимание необходимости и методов увеличения ВВП через ре-индустриализацию. Рискну заявить, что нашу экономику достаточно увеличить на 40-50%, чтобы добиться именно устойчивого развития, когда его плодами будут пользоваться все жители страны – благодаря перераспределительным механизмам. Ведь из-за несбалансированного роста нашу экономику мотало из одной крайности в другую – в 2009-м ВВП сжался до 115 млрд. со 133 млрд. долларов США всего лишь годом ранее; в 2016-м общий объем ВВП опять опустился, когда экономика сжалась с 243 млрд. (2013 г.) до 153 млрд. долларов США.