Казахское общество: какие нормы морали возьмут верх – архаичные или современные?

Массовые драки за бесплатную еду во время празднования Наурыза, разгром ярмарки, которую привезли в Астану таджики, – эти и другие подобного рода события вызывают острые дискуссии в нашем обществе. Многие объясняют непристойное поведение наших соотечественников трагическими событиями прошлого. Например, массовым голодом начала 1930-х, который, дескать, нанес казахам «трансгенетическую травму». Но не слишком ли мы преувеличиваем данный фактор? И где на самом деле искать корни этого явления? Предлагаем вниманию читателей анализ проблемы от историка, кандидата философских наук Сейткасыма АУЕЛБЕКОВА.

Двойные стандарты

- Как вы относитесь к мнению, что все это следствие некой коллективной психологической травмы?

- Отношусь к такого рода объяснениям как к религиозным догмам, потому как невозможно доказать ни их истинность, ни их ложность. К предмету науки подобные утверждения не относятся. Разве что их можно высказывать, исходя из разработанности «психотравматичекой» методологии среди психологов.

Чтобы ответить на ваш вопрос, нужно иметь, создать элементарную методическую базу: лексический аппарат, теорию и соответствующие понятия. В этой связи я думаю об оппозиции внешнего и внутреннего пространств в наших представлениях, о терминах «привычка», «обычай», «мораль», «этика» и «закон».

Понятно, что закон как универсальное понятие не может быть плохим или хорошим - он есть, и его надо выполнять. Тогда как привычки и обычаи общества всегда носят двойственный характер. К примеру, привычку выбрасывать мусор в контейнеры мы одобряем, обратное действие – осуждаем. Или считаем, что хорошо знать имена своих предков, но плохо расспрашивать незнакомого о его родоплеменной принадлежности, семье и семейном доходе. При этом существует тип обычаев, о существовании которых мы даже не подозреваем, но которые руководят нашими действиями. Скажем, обычай разделять физическое пространство среды обитания на внутреннее (үй іші, ауыл іші) и внешнее (дала, сырт). Допустим, стараемся не шуметь дома, но позволяем себе делать это на улице.

Противопоставление внутреннего и внешнего пространств и соблюдение норм, ассоциированных с ним, не только уходит корнями в этническую традицию нашего народа, но и является родовым признаком человека как вида. Французский палеоантрополог Леруа-Гурон утверждает, что следы подобной дифференциации обнаруживаются у неандертальцев, которые поддерживали определенный порядок во внутреннем пространстве «жилица», но не вовне. К примеру, не бросали кости животных у костра и вокруг него, где проводили основное время, хотя за этой чертой данное правило не соблюдали. Собственно, этим и объясняется трудность борьбы с обычаями и традициями любого народа.

Вместе с тем, условия жизни меняются, так же, как и отношение людей к привычкам и былым традициям. Недавно принятый закон против насилия в отношении женщин и детей, направленный, хотя и неявным образом, против традиции прошлого, этому пример. То есть привычки, обычаи и закон находятся в постоянной связи, сообщая обществу известную динамику.

Я не случайно начал разговор с традиции разделять среду обитания на внешнюю и внутреннюю, с одной стороны, и противопоставлять их через полярные нормы поведения, с другой. Эту связь между местонахождением человека в пространстве города (его локализацией) и характером его поведения в нем хочу представить как метод изучения вопроса, который вы поднимаете.



Общественный беспорядок

- То есть мы стали, условно говоря, заложниками обычаев?

- В этом лишь доля истины. Зачастую мы следуем обычаям в силу их укорененности в сознании. Допустим, как я уже говорил, противопоставляем внутреннее пространство дома (үй) внешнему пространству улицы (дала, сырт), давая каждому его уголку собственное название, статус и символическое значение, привязывая соответствующие нормы поведения. Думаю, вам хорошо знаком обычай сажать на почетное место (төр) уважаемых людей, а у порога (босаға) женщин и детей.

В то же время мы ограничиваемся обобщенно-негативным обозначением пространства вне собственных стен. Посмотрите, как это обыгрывается в народном фольклоре. Алдар Көсе всегда встречает путника в безлюдной степи, где и обманывает его. Қозы Көрпеш превращается в плешивого в пустыне, чтобы провести своих врагов и достичь цели. А Толегена, героя эпоса «Қыз Жібек», убивают на Қособа - на границе двух родов, «ничейной земле». Поэтому даже кровь его остается невостребованной, хотя он был сыном богача из рода Жағалбайлы.

Таков контраст в представлениях нашего народа между пространством дикой природы и символически освоенным, социализированным внутренним пространством юрты, дома, городской квартиры.

Знаете, почему так трудно вывести наших горожан на улицу, митинги и манифестации? Стандартный ответ: власти не разрешают. Но это правда лишь отчасти. Поставим вопрос иначе: почему в январе 2022 года так называемые «народные волнения» уже на второй день деградировали в массовые акты вандализма, бандитизма и мародерства? Эксперты объясняют это материальными условиями жизни: мол, инфляция, безработица и низкие зарплаты озлобили народ, и он пошел громить все на своем пути. Но если следовать этой логике, то возникает другой вопрос: почему тот же народ в 1990-е годы, когда зарплаты не выдавались по полгода, не выходил на улицу, не разрушал административные здания, не поджигал чужое добро? А ведь тогда, выражаясь языком подобного «социоэкономического детерминизма», причин для волнений было более чем достаточно. Ответа на эти вопросы детерминистский подход не дает.

- А как считаете вы?

- Я исхожу из другого постулата, где поведение людей определяют не столько условия материальной жизни, сколько система их мироощущения, в частности, представление об опасном и безопасном, что является фундаментальным, выработанным веками. Вот почему я придаю ключевое значение оппозиции между внутренним и внешним пространствами. По моему убеждению, казахстанцы устраивают давку за бесплатный плов, дерутся за места на паркингах, автодорогах потому, что воспринимают эти места как локальности, где нет обязательных правил поведения, где можно поступать по личному произволу, «не как дома».



Так вот, если каждый предмет внутри нашей квартиры имеет свое место, свое предназначение и знаковый смысл, то всего этого мы не имеем применительно к общественным местам: магазинам, паркингам, городским улицам и дорогам. В силу сложившегося порядка вещей мы по привычке воспринимаем их исключительно в материально-практическом значении: магазин, чтобы купить продукты; паркинг, чтобы оставить машину; улицу, чтобы «выпустить из себя дурной пар». Но не как публичное пространство, где все мы как граждане страны объединяемся и выражаем общую гражданскую позицию, будучи взаимно вежливыми, исходя из принципа, что мое право простирается до той черты, где начинаются права других.

Социокультурные противоречия

- Можно ли данное противоречие между внутренним и внешним представить как некий «социологический закон», если оно наблюдается в масштабах общества?

- Совершенно верно. На самом деле так оно и есть. Я использовал оппозицию между внешним и внутренним для простоты восприятия самой идеи. В принципе, рамки метода можно расширить и использовать как модель фундаментальных противоречий и конфликтов, скрыто действующих в нашем обществе. А именно – конфликтных отношений между традиционным и современным, патриархально-частным и современно-общественным, казахско-чиновничьим и государственным, традиционной архаичной моралью и зарождающейся новой этикой.

Попытаюсь донести смысл сказанного на некоторых примерах. Вспомните женщин из распространявшихся в СМИ видео, которые складывали в мешок все, что лежало на столе во время какого-то мероприятия в мечети, кажется. Или мужчину, карабкающегося вверх по ветрине таджикской ярмарки за арбузом. Многие казахстанцы осудили их, но исходя из каких принципов, как думаете?

- С точки зрения чувства стыда - ұят болады! Разве не так?

- Согласен, что абсолютное большинство граждан осуждает их именно с такой позиции, но это – большая ошибка. Универсального, обязательного для всех понятия «ұят» в кочевой культуре наших предков никогда не существовало. Устыдить человека можно было лишь в определенных условиях. Во-первых, в семье, в кругу родственников и ближайших соседей, то есть в окружении людей, где происходил живой социальный обмен.

Во-вторых, как следствие такой социальности признавались взаимные моральные, правовые обязательства. На базе этих обязательств, с одной стороны, и живой циркуляции информации внутри группы, с другой, и действовала традиционная система санкций, чувство ұят в данном случае. Если кто-то провинился, то об этом знали все, и каждый принимал участие в «коллективном суде», наказывая виновного посредством обычных мер: подтрунить над ним, выставить в смешном и жалком виде при любой возможности, задеть словом (сөзбен тиісу), проделывая это изо дня в день, чтобы санкция действовала от имени общества, но без «срока давности». Другой концепции ұят мы не знаем.

А дальше, за этим кругом, действовал другой закон: «танымасын – сыйламас!» (незнакомого не уважают). В эпосе «Қыз Жібек» есть сцена, где девушка Жібек ведет себя как наша современница, вышедшая в три часа ночи из ночного бара. «Дамбалым менің – басыңа» («Вот тебе моё исподнее, и носи его как знамя»), - грубо и надменно отвечает она Төлегену, который хотел с ней познакомиться.



Один известный социолог утверждает, что, дескать, «уровнем культуры» люди не вышли, вот и дерутся за бесплатные плитку шоколада и тарелку плова! Но я считаю, что как раз-таки с уровнем культуры у наших соотечественников все нормально. Они действуют вполне в духе заветов наших предков, суть главного из которых в заботе о семье (бала-шаға), близких родственниках, сородичах. Поэтому, глядя на действия людей в толпе, никто не осмелился бы сказать, что они занимаются чем-то другим, нежели этой самой заботой о семье. Другое дело, что мы даже не ставили вопрос об эволюции, трансформации традиционных норм морали в современных условиях.

Как видите, противоречия, с которых мы начали наш разговор, не только в структуре морали общества, но и в проблемах научного познания. Часто бывает именно так. Специалисты приписывают обществу свойства (мораль, ценности, стереотип поведения), исходя из картин собственного воображения, наблюдая за реальным поведением реальных людей. А, не находя им научного объяснения, скатываются в морализаторство и псевдоученость: осуждают за неподходящий «уровень культуры», «недостаток сознания», находят следы «трансгенетической травмы».

Таковы в общем виде главные социокультурные противоречия, с которыми столкнулось современное казахское общество.

На улице как дома

- В чем, на ваш взгляд, корень проблемы - где она берет начало?

- Истоков множество. Могу добавить к сказанному еще и интеллектуально-познавательные, научно-исторические причины. К примеру, когда я был студентом, мои наставники, объясняя прошлое нашего народа, ссылались на формационную модель истории. Согласно ей, казахи «перепрыгнули» через определенное количество формационных этапов, на прохождение которых страны Запада потратили 500 и более лет. В этом «прыжке» и состоит фундаментальная причина нынешнего кризиса. Я бы даже позволил себе метафору «тупик», потому что мы даже не осознаем масштабы и глубину проблем.

- А как этот процесс происходил на Западе? Какой смысл там дают общественным местам?

- В конце XVIII и начале XIX веков в странах Западной Европы произошли буржуазные революций, в результате которых была упразднена власть монархов, родовой аристократии, духовенства и открылась возможность к зарождению класса буржуазии, формированию класса капиталистов. Об этом мы неплохо информированы, но при этом слабо знакомы с переворотом, совершенным в сфере человеческого духа, с рожденной в тот период новой концепцией о человеке и человеческом достоинстве, службе и государственном служащем, публике и публичности власти, публичном пространстве и новых формах протеста против власти.

Впрочем, наши разного рода эксперты и специалисты могут порассуждать на все эти темы, «интерпретировать» их, подвергая свободному изложению. В результате идеи западных авторов деформируются, упрощаются содержательно и концептуально, напоминая анекдотический случай, когда французское «cher ami» (дорогой друг) превращается в шаромыгу, «honneur» (честь) в гонор подворотней публики.



- Можете привести конкретный пример?

- Чтобы далеко не отходить от темы нашей беседы, приведу пример с понятием «общественные места», которое использовал выше. Под ним мы подразумеваем внутреннее пространство театров, кино, музеев, библиотек, средств общественного транспорта, магазинов, ярмарок. Аким Астаны Женис Касымбек добавляет сюда скверы и бульвары, «где горожане и гости столицы могут проводить досуг под открытым небом». Но это сугубо техническое понимание. В странах западной демократии, из политико-философской лексики которой заимствован термин «espace public», оно включает три компонента: физический, юридический, политический.

В физическом отношении в публичное пространство входят элементы, о которых говорил мэр столицы, но также дороги и автобусные остановки, паркинги и общественные туалеты, мусорные баки – словом, везде, куда ступает нога горожанина. Характеризуется оно одним свойством – доступностью и открытостью. Не должно быть в нем зон, закрытых для публики.

Это свойство определяет его юридический статус. Если пространство города открыто для каждого, то в интересах общей безопасности и покоя всеми гражданами заключается соглашение, в котором, условно выражаясь, они берут на себя обязательство не шуметь, не ломать, не сорить в общественных местах. То есть вести себя так, как если бы они находились в своем доме. Перечень таких норм гражданских обязательств, к примеру, во Франции называется «normes de civilité».

Но фундаментальное свойство данного пространства определяется его политическом содержанием. Публичное пространство – это место, где мы, как свободные граждане, выражаем свое отношение к политике правительства и проявляем общую гражданскую волю, показывая это в форме митингов, манифестаций. Власть, объективно оценивая масштабы недовольства, вводит коррективы в политику. В этом и заключается посредническая функция публичного пространства между гражданским обществом и правительством.



Расскажу один случай, чтобы иметь общее представление о системе такого воспитания во Франции. Однажды, идя вдоль большой парижской улицы, я увидел группу детей от трех до пяти лет с накрашенным лицами, словно они шли на карнавал или праздник. Несмотря на то, что эта улица отличалась интенсивностью движения городского транспорта, одна полоса был отведена именно для них. Дети в сопровождении воспитателей и полицейских несли воздушные шары, били в барабаны и громко выкрикивали какие-то слова. Это и есть, подумал я тогда, урок civilité по освоению публичного пространства молодыми гражданами страны, чтобы они, будучи взрослыми, не ломали материальные ценности на своем пути, пусть даже движимые оправданным гневом против правительства, а манифестировали с улыбкой на лице.

В сети я нашел программу по «моральному и цивистскому воспитанию» для учеников пятого класса и обнаружил, что понятия, которые включены в их воспитательную программу, существенно отличаются от тех, что предусмотрены в программе «морального» воспитания детей в казахских школах. Не думаю, что кто-то из социологов, урбанистов занимался сравнительным анализом двух моделей пространственного восприятия городского пейзажа – между казахским «общественные места» и французским «l’espace public», чтобы констатировать общее и особенное, культурное и историческое, не путать оценочное суждение с критическим научным изучением. Ведь именно такое желание движет нами, когда обращаемся к такой теме.

Воспитать достоинство

- Что нужно делать в срочном порядке?

- Нужно избавляться от приблизительности знания, которая является главным препятствием на пути отрезвления сознания, причем довести эту работу до конца. Ведь приблизительность характерна не только в концептуализации понятий и представлений, но и в совокупности знания о прошлом, в осмыслении настоящего и в планах на будущее.



Еще в конце XVIII века философ Жан-Жак Руссо высказал мысль, что человек как существо свободное способен совершать моральные поступки, несмотря на «цвет крови» (тектілік) и социальное происхождение. Поэтому задачу общества он видел в воспитании человека и написал известный труд «Эмиль, или О воспитании». Другой европейский философ Иммануил Кант считал, что человек совершает моральные поступки даже тогда, когда они могут навредить ему лично и «если бы бога не существовало». Уважать закон, поступать по справедливости ради самой справедливости – в этом одно из проявлений достоинства человека.



- Раз вы заговорили о человеческом достоинстве, объясните, как выглядит наше представление о нем?

- Ограничусь примером, чтобы быстрее дойти до сути. Эпос «Айман-Шолпан» начинается с того, что рода Алшын-Жаппас устраивают поминки, куда приглашают среди прочих Маман-бая из рода Тама и Көтібар-батыра из рода Арғын. Сначала приезжает первый с богатым подарком, и его вводят в «золотую юрту». Следом приезжает другой, но его приглашают в юрту с более скромным убранством. Көтібар отказывается, требуя себе «золотую», аксакалы не могут его успокоить. Между ним и Маманом завязывается ссора, в результате которой батыр нападает на аул бая и увозит силой двух его дочерей, Айман и Шолпан, как добычу.

В эпосе есть ключевая фраза, которая позволяет понять смысл конфликта. Маман говорит: «өз жолыммен жүрем» (поступаю так, как мне предписывает мой статус главы рода). Как понять эти слова? Тут нужно вспомнить нашу народную концепцию об обществе и личности, фундаментальный принцип которой звучит так: «каждый имеет свое место» (әркімнің өз орны бар). Орын в данном случае это и место, и статус, и позиция, и ассоциированные с ними нормы индивидуального права в иерархии родоплеменного сообщества. Отсюда моральный урок: каждый должен поступать, согласно статусу и своей групповой определенности, ибо в этом состоит достоинство человека.

Вернемся к эпизоду. Маман не уступает юрту Көтібар-батыру. Тот действует сообразно. Но не индивидуальный характер движет каждым из них, а ценности культуры, в сердцевине которой – принцип незыблемости и вечности индивидуальности каждого рода! Не будь казахской родоплеменной структуры, не будет и казаха! Именно в этом заключается моральный императив, который движет героями эпоса, а не в осознанном выборе морального поступка, не в руссоистско-кантовской этике, делающей акцент на универсализм, справедливость, порядок, нравственность.



- Особое понимание ұят, устаревшее представление о текті, непривычная концепция о «достоинстве человека» - все это интегрировано в наше сознание. Не слишком ли пессимистично и критично?

- Как пишут современники Платона, философ знал наизусть «Илиаду» и «Одиссею». Но именно Платон и его ученики создали систему мысли на базе критического изучения эпосов, которой пользуется современная западная цивилизация. Рано или поздно, но мы тоже придем к признанию важности этого пути. Ведь было много очагов духовности - от вавилонской до египетской, но только в Древней Греции зародилась живая мысль.