Точки роста: как удвоить, утроить, …удесятерить ВВП Казахстана? Часть 1-я

Куат Акижанов, PhD

Краткий ответ на вопрос, вынесенный в заголовок, – отказаться от экономической модели, которую я называю неолиберальной моделью не-развития. Подробный же ответ, особенно если это касается роста экономики, выгода от которого будет распределяться среди всех казахстанцев, а не кучки олигархов, и который приведет к процветанию всей страны, а не только левобережья Астаны, требует исторического экскурса.

В отличие от других долларовых купюр, на той, где значится цифра «10», изображен не президент США, а первый министр финансов Александр Гамильтон, который фактически является создателем американской финансовой системы. Еще важнее то, что, будучи одним из творцов экономической политики при первом президенте США Джордже Вашингтоне, он был ярым сторонником сильного государства (власти федерального правительства), которое, как считал Гамильтон, необходимо для создания развитой экономики. Этого можно было достичь посредством мануфактурного, т.е. обрабатывающего, производства, поэтому Гамильтон проводил промышленную политику.

Напомню, в 18-м веке большинство стран зависело от сельского хозяйства, и считалось, что мануфактуры разоряют сельхозпроизводство, поэтому «машины нужно покупать у англичан». Британия, уже «правившая морями» империя, была кровно заинтересована в торговой политике меркантилизма – в стимулировании своего экспорта и защите собственного производства от иностранных товаров. Англичане нещадно грабили свои колонии, не позволяя им заниматься собственным производством и вынуждая их импортировать исключительно английские товары. Тот же Вашингтон до того, как стать главнокомандующим армии североамериканской колонии, воевавшей за независимость от Великобритании, а затем первым президентом США, в молодости месяцами ждал прибытия английского корабля, на котором должны были привезти заказанные им новый сюртук и панталоны, – колониям было строго запрещено строить свои мануфактуры. Даже гвозди нужно было везти из Англии, чтобы британская корона могла бесконечно зарабатывать твердую валюту – золото, а страна становилась «мировой фабрикой».

После войны за независимость, когда отношения молодой республики с одной из самых могущественных империй стали нормализовываться, министр финансов Гамильтон вел переговоры с англичанами относительно торговой политики. Те уговаривали его отказаться от тарифов и различных торговых пошлин, чтобы задешево получать качественные английские товары, а взамен продолжать продавать Англии пушнину, зерно, табак, хлопок.

На это мудрый государственный деятель Гамильтон ответил английскому лорду: «Может быть, через 100 лет мы откажемся от торговых тарифов и снизим их, а пока нам надо развивать и защищать собственное производство» . И действительно, экономическая история и не-мейнстримные экономисты знают, что США на протяжении столетия имели одни из самых высоких торговых тарифов и пошлин, которые держались на уровне 50%-70%. Так они создали развитую экономику, основанную на обрабатывающей промышленности, а не на продаже не переработанного сырья.

Надо признать, что ни англичане, ни американцы не были первыми в проведении промышленной политики, включающей не только протекционизм, но и другие меры, стимулирующие экспорт для превышения его над импортом. Уже в средневековье целые деревни умельцев переходили из одного государства в другое: местные короли переманивали их, поскольку осознали важность наличия в стране не только зерна и шерсти, но и тех, кто умеет их перерабатывать и продавать значительнее дороже соседям, принося в казну золото. Британский принц, проведший юношеские годы во Франции, уже будучи королем, с удивлением узнал, что прекрасные сукно и одеяния, которые носит он и вся его знать, сделаны из английской шерсти: её Англия экспортировала во Францию, взамен импортируя оттуда дорогие ткани. Так появился закон, запрещающий экспортировать необработанную шерсть, и были приняты меры, стимулирующие развитие в стране ткацких фабрик. И все нынешние развитые страны на протяжении столетий занимались именно протекционизмом и целенаправленной промышленной политикой, между делом безжалостно воруя друг у друга идеи и технологии. А иначе они бы не создали собственные передовые производства, которые помогали им содержать армии, выигрывать войны и формировать сильные государственные институты.



А еще у них всегда виноват народ, который «неправильный», сплошь и рядом иждивенец. Английскому королю его вороватые придворные тоже сказали, что у отечественных ткачей, в отличие от французских, «руки не из того места растут». Как вы уже поняли, он их не послушал, а заставил защищать зарождающуюся английскую промышленность. А в США для проведения промышленной политики даже начали гражданскую войну (1861-1865).

Всех школьников, конечно же, учат тому, что ее причиной стало благородное и прогрессивное желание северных штатов и президента Линкольна запретить рабовладение и освободить черных рабов. Но это правда только отчасти. Основная причина заключалась в том, что в 19-м веке в северных и южных штатах сложились принципиально разные экономические модели, и между их элитами стал расти непримиримый антагонизм, связанный с моделями аккумулирования капиталов. В северных штатах было невыгодно содержать монокультурные плантации хлопка и табака – и соответственно рабов. Их элита была заинтересована в индустриализации страны, которую требовалось провести срочно, чтобы не отстать окончательно от европейцев (французов, англичан, русских), которые стали зариться на «ничейные» земли Нового света. Распространение рабства на «западные» территории США закрепило бы хозяйственно-экономические отношения, при которых в Америке еще долго сохранялась бы малопродуктивная эксплуатация человеческих ресурсов.

А главное – нарождавшийся североамериканский капитал требовал экспансии, которая в те времена означала индустриализацию, производство мануфактур, развитие финансовой системы, формирование образованного и предприимчивого населения (а не рабов), усложнение государственных институтов для поддержания и развития среднего, профессионального и высшего образования, профессиональной армии и многого другого.

В это же время американская южанская аристократия вписалась в модель, являющуюся прототипом ситуации, которую опишет будущая марксистская теория зависимости – неравные отношения в глобальной экономике между экономической периферией и индустриально развитым центром. Но ее это не очень-то волновало – каждый год черные рабы собирали хлопок и табак, и это не переработанное сырье экспортировали в Европу, а взамен южане-рантье могли покупать предметы роскоши, изготовленные английскими и другими европейскими умельцами, путешествовать по Европе, не вылезать с балов, вызывать друг друга на дуэли, пьянствовать и кутить. Короче говоря, вести «нормальную трудовую жизнь бездельника». Этой элите не надо было строить профучища, университеты и профессиональную армию, распространять среднее образование, развивать систему местного здравоохранения и бизнес-среду.

Линкольну и североамериканским штатам пришлось разрушить этот уютный мирок (помните популяризированный в русскоязычном пространстве после 1991 года и романтизированный Голливудом бульварный роман «Унесенные ветром»?).



Продолжение следует