Экономика Казахстана: под властью неоклассической теории. Часть 5-я, финальная

Куат Акижанов, PhD, ИАЦ «Spik»

Аутистичное восприятие мира: почему отечественное (экономическое) экспертное сообщество неспособно предложить выход из кризиса

Это заключительная часть серии статей, посвященных критике неоклассической экономической теории, главенствующей в академических программах казахстанских и зарубежных университетов. В этой статье я расскажу о фундаментальных дефектах, заложенных в методологических подходах неоклассической школы экономики. Дело в том, что казахстанские экономисты не очень-то любят «философствовать» и какой-то там методологией заниматься.

Конечно, методы научного познания, философия и методологический анализ на академическом уровне являются предметом изучения ученых в университетской среде. Но армия экономистов-практиков, которая после окончания вузов занимает всевозможные должности как в государственных, так и в частных структурах, включая аналитические, не проходит эту важнейшую часть становления как профессионалов с университетским образованием. Часть проблемы заключается в том, что после десятилетий неолиберального реформирования образовательного сектора многие гуманитарные предметы были просто исключены из программ «экономика» или значительно сокращены. Акцент делается исключительно на преподавании математики и эконометрики. В результате вместо интеллектуальной элиты мы имеем технократов с дипломами, лишенных способности к критическому анализу и постоянному поиску объективного знания.

Вторая, более глубинная причина заключается, собственно, в методологических подходах неоклассической теории и ее метааксиом, к которым относятся методологический индивидуализм, методология рыночного равновесия и теория эффективных рынков. Если быть кратким, сочетание этих концепций предполагает, что социально-экономические явления должны рассматриваться свозь призму «рационально» мыслящего индивида, находящегося в постоянном поиске и максимизации прибыли. Что-то наподобие вечно голодного саблезубого тигра эпохи плиоцена.

Неоклассические теоретики полагают, что в экономической реальности существует некое равновесие, которое можно аналитически обнаружить и, таким образом, предсказать. Отсюда «естественный уровень безработицы» и «имущественное неравенство – это хорошо, это значит, что конкуренция у вас работает» и т.д. Или что «свободная торговля – это всегда хорошо», а «деньги печатать или национальную промышленность защищать – это всегда плохо» (см. часть 4). Мейнстримные экономические теории строятся на основе вымышленных предположений и помещаются в искусственный, герметический институциональный контекст для создания метапредположений. Например, что в экономике, которая, кстати, является частью социального мира (мы к этому еще вернемся), существует «общее равновесие» - так и называется, «теория общего равновесия», как в физическом мире, в котором после зимы приходит весна и т.д.

Экономическая ортодоксия в значительной степени опирается на конструирование и использование математических моделей, оторванных от реальности. На практике теории ортодоксального мейнстрима по определению не могут быть проверены эмпирически, и теоретические модели создаются ради самих моделей. В учебниках по экономике использование моделей обычно представлено как способ упрощенного описания реальности, с помощью которых строится своего рода мысленный эксперимент и проверяются различные гипотезы.

В построении гипотез нет ничего предосудительного – это часть научного эксперимента. Но дело в том, что мейнстримные экономисты «забывают», что экономическая теория – это социальная наука, а не точная, как математика или физика, и имеет дело с социальным миром, а не с физическим. В последних эксперимент, поставленный в лаборатории, может подтвердить или опровергнуть физическое (естественное) явление – например, закон притяжения. А ортодоксальные экономические теории по определению не могут быть проверены эмпирически, и теоретические модели создаются ради моделей. Их ценность и состоятельность могут быть оценены только по отношению к самой теории, которая их и породила, тогда как реальность и реализм социального мира (в котором живут реальные люди и находятся экономические отношения) оставлены для интроспективного анализа. В лабораторных условиях физик или математик могут воссоздать физический мир для изучения некоего феномена. Зачастую сам эксперимент ставится в полевых условиях. Экономисты-неоклассики создают теорию ради теории, ради построения модели, ради эстетической элегантности математической формулы, которая «подтверждает» их гипотезу и которая не имеет никакого отношения к реальности.



Экономисты мейнстрима вынуждены признавать, что реальность не похожа на экономические модели, но что модели имеют обоснование как своего рода упрощенный ориентир, с помощью которого экономист может описать и понять, как работают экономические механизмы. Но если модель не отражает реальность, какую пользу мы можем из нее извлечь? Является ли «простота», строгая элегантность математической формулы и способность приводить к «ясным выводам» важным критерием модели? Как мы можем быть уверены, что модель есть отражение реальности, а не чистой абстракции? В том-то и дело, что оторванные от реальности модели не могут способствовать нашему пониманию экономической реальности.

Основоположник монетаризма и проповедник свободных рынков Милтон Фридман был очень красноречивым спорщиком и благодаря своей постоянной колонке в Newsweek и сериалу на американском телевидении (Free to Choose) стал чем-то вроде звезды капиталистической пропаганды. Критик монетаризма, прогрессивный экономист Джон Гэлбрейт, который документально подтвердил тенденцию свободного капитализма к созданию частного богатства и одновременно общественной нищеты, так охарактеризовал профессиональные качества Фридмана: «Есть одна и только одна успешная тактика, которую можно использовать, если вы вступите в спор с Милтоном Фридманом об экономике. Вы прислушиваетесь к аргументам Милтона и ждете фразу, которую он обязательно произнесет: «Давайте предположим, что …» или «Давайте представим, что…», и здесь вам надо немедленно перебить его и сказать: «Нет, давайте не будем этого предполагать! Давайте не будем представлять, что свиньи умеют летать!». Суть в том, что, если вы позволите развиться его исходным предположениям, рассуждения Фридмана почти всегда приведут вас к выводу, к которому он хочет прийти, без возможности для возражений. Но если вы внимательно изучите его предположения, то поймете, что обычно одно из них выполняет функцию большого ковра, под который заметаются все контраргументы, которые вы хотели сделать».

Распиаренный капиталистической пропагандой Фридман был одним из тех экономистов, которые со скепсисом и даже высокомерно относились к пониманию и развитию методов научного познания. Он утверждал, что экономист должен уметь прогнозировать и предугадывать. Для этого мейнстримная ортодоксия использует метод математического дедуктивизма, который в неоклассической экономике полностью превалирует. Увлечение регрессивными методами анализа и эконометрикой неолиберальными экономистами также обусловлено фундаментальной дефективностью методологического инструментария мейнстримной школы. С помощью бесчисленного множества данных и манипулирования переменными можно доказать что угодно. Лауреат Нобелевской премии по экономике (1974 г.) Гуннар Мюрдаль критиковал эконометрику как метод научного анализа за замену греческими буквами отсутствующих данных и дефектную логику, за невнимание к вопросам распределения богатства и зацикленности на экономическом росте: «Корреляции - это не объяснения, и, кроме того, они могут быть такими же ложными, как высокая корреляция в Финляндии между убитыми лисами и разводами».



Доминирование неоклассической школы в экономической науке не только не привело к лучшему пониманию и объяснению социальной реальности, но и не улучшило способность прогнозировать экономические процессы. Даже наоборот, привело к тупиковому развитию для Казахстана. За последние чуть более 30 лет только в 4-х случаях из 72-х экономических рецессий в 63 странах мейнстримовские экономисты смогли сделать правильный прогноз. В соответствии с так называемым «эконометрическим моделированием» четыре крупнейших финансово-экономических кризиса «вообще не должны были возникнуть» – в 1987 г., в 1994 г., в 1998 г. и 2008 г. «Чёрный понедельник» 1987 г. - день, когда произошло самое большое падение Промышленного индекса Доу Джонса за всю его историю – не имел никаких видимых, согласно мейнстримной экономической теории, причин для обвала. Этот кризис, как и другие, еще раз показал, что предположения, лежащие в основе неоклассической экономической науки (теория рационального экономического поведения человека, теория рыночного равновесия и гипотеза эффективного рынка), не имеют отношения к реальности. Фундаментальное несоответствие между реальностью и тем, как она представлена для построения предположений в экономической теории, доказывает, что экономический мейнстрим использует неоклассические теории по идеологическим причинам, чтобы изобразить рыночную (капиталистическую) экономику как эффективную систему.

Методологический анализ и желателен, и неизбежен в экономической науке. Не в последнюю очередь, он может иметь решающую функцию, заставляя экономистов осознать, что фундаментальные недостатки экономической теории вызваны тем, что используемые ими концепции, теории и модели несовместимы с самим объектом исследования. Инструменты, заимствованные в основном из физики и математики, были созданы для решения совершенно других задач и проблем. Их повсеместное использование лишь показывает несоответствие между мейнстримными концепциями экономической науки и структурой экономической реальности. В Казахстане, как и во множестве других стран, это привело политиков и экономистов-реформаторов к сомнительным упрощениям и обобщениям. Экономические теории всегда строятся - осознанно или неосознанно - на методологических позициях. Методологическое знание служит «дорожной картой». Когда мы обнаруживаем, что сбились с пути, мы должны смотреть на эту карту и подвергать критическому анализу модель, которая была принята за основу.



Некритическое принятие данной ситуации - полнейшая индоктринация отечественных экономистов в неоклассическую школу - и попытка ведения с ними дискуссий означает частичное признание методологического инструментария, которым они оперируют. Но тогда само ведение с ними дискуссий означает хотя бы частичное признание реалистичности (я уже промолчу про научность) аксиоматического статуса всех этих теорий, на которые они молятся, и переносит нас на их же уровень, где мы вынуждены рассматривать вопросы второстепенной важности.

Вот что советовал лауреат Нобелевской премии по экономике Роберт Солоу. Предположим, кто-то садится напротив вас и объявляет вам, что он Наполеон Бонапарт. Последнее, что вы хотите сделать, - это ввязываться в техническое обсуждение тактики кавалерии союзников и расположения французской артиллерии в битве при Аустерлице, поскольку вы окажетесь втянутыми в игру, в которой этот шизофреник считается Наполеоном. После того, как вы дали втянуть себя в эти технические обсуждения, вы молчаливо согласились с их фундаментальными предположениями. Теперь ваше внимание отвлечено от самой дефектной сути всей этой истории – вы используете язык, технику, инструмент шизофреника. Поскольку Солоу находил саму фундаментальную суть этой истории нелепой, он советовал и относиться к ней как к нелепой, то есть смеяться над ней и не попадаться в ловушку, принимая ее всерьез и вступая в спор с «Бонапартом».

К сожалению, а, может, и к счастью, я не могу воспользоваться этим советом Солоу, так как это было бы нечестно по отношению к моим соотечественникам и слишком легким путем, не способствующим решению проблемы. Иначе, у нас в стране так и продолжат открываться финансовые центры, ради которых проводили «конституционную реформу» и тем самым легитимизировали офшор на территории страны. Или отдавать в частные руки целые стратегические отрасли. Или вводить программы «финансовой грамотности», чтобы «население прекратило брать в долг»…