Акорда и СРП: почему казахстанская элита не видит очевидного решения?

Проблема наполнения доходной части бюджета обострилась после подведения итогов первого полугодия: экспортная цена на нефть в течение всего периода оставалась ниже заложенной в первоначальный вариант. Как это получилось – вопрос к профпригодности должностных лиц, отвечающих за макроэкономическое прогнозирование. Но гораздо важнее социальные последствия подобных ошибок. Уже начались пробросы со стороны власти о том, что было бы неплохо пересмотреть список гарантированных государством медицинских услуг, в частности, паллиативной помощи больным диабетом.

Перед правительством стоит задача наполнения бюджета, которую начали решать уже привычным способом – через плавную девальвацию национальной валюты. Параллельно пересматриваются статьи расходов, связанные с выполнением социальных обязательств власти.



Достаточно просто привести примеры пересмотра условий работы транснациональных добывающих компаний в разных регионах мира:

• Кыргызстан провел национализацию ключевого промышленного актива – золоторудного месторождения Кумтор (2022 год);

• Российская Федерация разорвала дискриминационные соглашения о разделе продукции с компаниями «ЭксонМобил» и «Шелл» по газовым месторождениям на Сахалине (2022 год);

• Республика Нигер отказалась поддерживать прежний формат работы с французскими уранодобывающими компаниями (2023 год);

• Республика Чад национализировала нефтедобывающие активы на своей территории (2023 год).

И подобных примеров за последние десять – пятнадцать лет можно насчитать очень много. Политические элиты развивающихся стран ищут способы вырваться из замкнутого круга неоколониальной зависимости от транснациональных корпораций.

Сама по себе модель национализации сырьевых активов в качестве инструмента для поддержания экономического роста развивающихся стран не нова. По большому счету, все развивающиеся сырьевые экономики пытаются повторить успех Саудовской Аравии и других менее крупных арабских монархий Персидского залива.

Если в 1972-м доля Саудовской Аравии в капитале Аравийско-американской нефтяной компании (Aramco) составляла всего 20%, то уже в 1980 году – все 100%. И сегодня Saudi Aramco генерирует 80% доходов бюджета страны. Аналогичные государственные монополии возможны и в других отраслях: например, Чили экспериментирует с добычей и переработкой меди, Белоруссия – с удобрениями, тот же Кыргызстан – с золотом.

Так почему Астана готова идти на откровенно провоцирующие шаги в социальной сфере, но при этом упорно беспокоится о сверхдоходах каких-то иностранных толстосумов по СРП? Чтобы понять это, необходимо сделать небольшой экскурс в новейшую историю Казахстана.



После чего и начался взрывной рост БВУ в стране – каждая уважающая себя олигархическая группа стремилась выстраивать собственный бизнес (в том числе за счет получения коррупционной ренты) вокруг «своего» банка. А сама банковская система Казахстана вдруг получила статус «самой продвинутой» на постсоветском пространстве.

Нынешнее нежелание Акорды конфликтовать с Западом вокруг соглашений о разделе продукции объясняется прозрачностью нашей элиты для западных финансовых и следственных органов – в любой момент могут быть подняты транзакции в Казахстан и из Казахстана в иностранные юрисдикции, которые не могут быть объяснены легальной внешнеэкономической деятельностью. Пересмотр СРП с высокой степенью вероятности приведет к встречным судебным искам за рубежом в отношении активов казахстанской элиты. А средства на арестованных счетах могут оказаться больше стоимости национализируемого имущества.

Интересно отметить, как плавно «сошли на нет» разговоры о возврате в Казахстан незаконно выведенных активов «старой элиты». Сам по себе процесс возврата таких капиталов является двусторонним: коррупционную ренту можно как вернуть в страну по решениям западных судов, так и потерять навсегда в виде замороженных счетов.