Постжанровая симуляция скандалов

Связь структуры новой власти, информационного поля, игроков на нем, социальной контрактности, а также когнитивного давления является наглядным кейсом использования «накатанных методик с душком» и определяемого наличия «крылатых качелей». Посредствам последних раскачиваются пустые, но «громкие» новостные поводы. Инсценировки иллюстрируют реальный разрыв между формальным обещанием свободы слова, ситуацией контроля и заезженной манипуляцией через информационные институты и агентов влияния.

Производство пузырей

Видимость борьбы за власть всегда была удобной для сотворения точек опор и симулированной осведомленности по глубинным контекстам. А все игроки этого «production», согласно законам ранее устоявшегося жанра, не могут изменить ход и природу постановки, оставаясь в обязательствах обработки ролей по этажам своей вовлеченности. Для гражданского общества это сигнал, что «независимость» и авторитетность медийных персон и институтов могут быть аргументом против самой состоятельности социального контракта. СМИ и агенты влияния не только перестали восприниматься как нейтральные посредники, но и все больше походят на «аттракционы», скрип которых не вызывает никакого интереса. А жанровые «постановки» такого формата в век иммерсивной журналистики и искусственного интеллекта, биокомпьютинга и AI-этики изжили себя. Сама теория коммуникации в Казахстане довольно продолжительное время сводится к производству лишь смыслового энтропийного шума, едва-едва имеющего нечто общее с устаревшей жанровой линейкой.

Рецидивы староформатных публичных драм будут еще некоторое время имитировать шторм в стакане, чтобы скрыть штиль перед катастрофой. Образ мельницы, перемалывающей воду в окружении клакеров и их бренчей, в этом контексте весьма уместен. Все крутится, шумит и ничего не производит, кроме пены и лопающихся друг за другом пузырей. Скандалы – это отживший формат, рассчитанный на эпоху, когда медиа еще были посредником между властью и обществом. Сейчас же все напрямую подключены к каналам коммуникации, и подобные «всплески» выглядят как программируемый спектакль с заранее определенными ролями.



Порой информационные потрясения в формате «стрельбы по воробьям» или «для пошуметь-побабахать» остаются единственными новостными поводами. Каждый скандал лишь симулирует общественную жизнь и резонанс, а каждый комментарий в соцсетях лишь добавляет «сахарок» в уже остывший чай общественного интереса. Управляемая иллюзия конфликта рассчитана на программирование народа, чтобы он не задавал вопросы не по сценарию. Ведь, если все заняты тем, кто кого «зачистил», «обидел» или «предал чьи-то идеалы», то никто не спросит, где вообще эти идеалы лежат и кто с них последний раз пыль сдувал.

Когда всюду лишь обменные операции тревоги с жутью из телеграм-каналов и с предсказуемой волной эмоций от «все пропало» до «так им и надо», места для социального контракта между властью и обществом не остается. В отсутствие контекста «процветающей экономики» и «социальной стабильности» мы обречены получать экономику паники и суррогаты скандалов. Это не контекст реформ, а интерфейс жанровых ремейков. И в это время где-то вне кадра остается то, что школы не имеют канализации и что школьники обречены рассматривать личинок в зловонной жиже, вдыхая миазмы сортиров на каждой перемене, пенсионеры экономят на лекарствах, регионы вымирают, а активные категории населения и молодежь стремятся покинуть страну при первом удобном случае и доверить себя транснациональным сетям перекупки «живого товара».

В Казахстане важные институциональные связи оказались сознательно размыты. Гражданские инициативы бюрократизировались или поглощены псевдо-НПО. Независимые СМИ купированы через систему госзаказа, а само понятие «общественное мнение» в нужный момент оказалось подменено «пулом благонадёжных экспертов», «акулами пера» и «акробатами фарса», то ли вкушавших «дрожжи» еще «Ленинской смены», то ли наслаждавшихся первыми коммерческими успехами «Каравана». В итоге от поставленного па поток «производства пузырей» образовалась социальная атомизация, где каждый боится другого, а статус информационного посредника имеет уничижительные коннотации. Журналист – обязательно чей-то «агент», блогер алчет кликбейта и накрутки посещений, активист – «западный проект», «ватник» или «латентный китайский наймит», а сосед – провокатор. Это состояние удобно для контроля, но губительно для общества: люди разучились разговаривать и делиться мнениями без страха. А политическое участие даже на уровне подачи информации стало актом риска.



Степень критичности политического фиаско

Текущая ситуация уводит внимание за рамки возможных протестов из-за растущих цен и социальных проблем. Мы наблюдаем кризис легитимности и системной связи между элитой и обществом, а решений нет. Информационный кризис не взрывной, он – ползучий, институционально заглушенный, но глубоко структурный. Это не протест, не переворот и не борьба сословий или кланов за власть в привычном смысле слова посредствам информационных источников и потоков. Это – разложение коммуникации между слоями системы, где каждый говорит только сам с собой устами масс-медиа и блогосферы: власть с властью, элиты со своими страхами, журналисты с псевдо-актуальным жанром, а народ с мониторами и экранами смартфонов.

Мы давно зашли за черту политической имитации. У нас отсутствуют действенные институты обратной связи и коммуникационного посредничества. Зачистка политического поля совершается под спускаемыми сверху девизами. Управляемые скандалы и разоблачения вместо дискуссий. А смена элит происходит без декларации смены правил. Вследствие этого невозможно генерировать новые смыслы и стратегии развития. Системная усталость – от временщиков во власти, которые даже не виноваты в своем кочевом статусе. А в довершение ко всему растет внутренний цинизм даже среди лоялистов. Критичность высокая, но стабилизация ее осуществляется лишь за счет стимулирования социальных страхов и тревог.

Поэтому растет апатия к институциональной эрозии и ее последствиям. Коммуникация как акт перешла в фазу засилья энтропийных процессов. В этом действии даже коды не являются общими. Более того, декодировать их некому. Все говорят и мыслят разными категориями, не зная природы коммуникации. Это что-то вроде того, как послушать соловья, насладиться рисунком его песни, но не получить никакого представления о том, что он пел!

Энтропия во всем. Никто уже особо не противопоставляет себя деградации системы управления и деквалификации медийных кадров. Мы существует с символическим правительством и в фактической бюрократической анархии, в которой медиасфера живет по лекалам надгосударственных трендов, поскольку масштабы перемен информационно-коммуникационной среды намного превосходят локальную экологическую нишу. Очевидно и отсутствие стратегических центров принятия решений в вопросах этого универсума. А экономика информационной подачи подменяется «псевдо-политической логистикой», выстраиваемой вовсе не на компетенциях. Серые схемы манипуляции стали системно интегрированными, а управляемость медиа-процессами утрачена на уровне регионов и самой системы. И сводится эта самая управляемость к толкованиям законов и репрессивным категориям прессинга, когда надо экстренно выровнять ситуацию. Происходит деморализация экспертов, журналистов и интеллектуальной среды.



Участие СМИ и блогосферы в генерации социального контракта граждан с государством сводится к сотрясению воздуха. Как оказалось, буря вовсе не впереди и не в стакане. Мы в ее эпицентре. Вокруг видимость активности, выверенные спичрайтерами речи и кивание «планам модернизации». Но в центре социальной материи – глаз урагана, куда мы все угодили. В нем все крутится вокруг пустоты, где нет идеологии, адекватных институций и даже понимания противоречий. У нас нет «контракта справедливости». Более того, у нас теперь нет и контракта по обещаниям стабильности.

Рафаэль БАЛГИН