После Игр кочевников: можно ли верить восторженным оценкам организаторов?

Министерство туризма и спорта РК, дирекция по организации и проведению 5-х Всемирных игр кочевников отчитались об итогах этого спортивно-этнокультурного праздника, который впервые принимала наша страна. Как и следовало ожидать, они заявили, что всё прошло замечательно и что все заявленные цели достигнуты. Но так ли это на самом деле?

Вот цитата от, пожалуй, главного ньюсмейкера Игр, руководителя дирекции по их проведению Наиля Нурова: «Мы добились решения главной задачи – повысить интерес к национальным видам спорта у подрастающего поколения, смогли продемонстрировать богатую культуру нашего народа. И сегодня я счастлив слышать, что в областных управлениях спорта обрываются телефоны от звонков родителей детишек, которые захотели на секции кокпара, байге и других национальных видов спорта».

Оснований не верить ему вроде бы нет. Но всё же смутные сомнения терзают. Ведь ранее тот же Нуров в интервью YouTube-каналу «Голос народа» ровно то же самое, почти слово в слово говорил применительно к зимней Азиаде, которую Казахстан принимал в 2011-м, – тогда он тоже занимал аналогичный руководящий пост.

Снова цитата: «После Азиатских игр нам в дирекцию звонили руководители областных управлений спорта и говорили: «Ужас что творится, телефоны разрываются». Даже в южных областях, где снега толком нет, родители звонили и спрашивали, куда детей отдать, чтобы они занимались лыжными гонками, биатлоном, хоккеем, фигурным катанием… Это имело большой взрывной эффект».

После чего функционер добавил: «То же самое происходило после Универсиады». Напомним, что Всемирные зимние студенческие игры состоялись в Алматы в январе-феврале 2017-го, и дирекцию по их проведению возглавлял …конечно, Нуров.



Если бы в 2011-м казахстанские дети повсеместно и массово повалили в лыжные, биатлонные и прочие секции, то спустя десять лет, в 2021-м, на 5-й зимней республиканской Спартакиаде мы бы увидели широкое представительство областей, реальную конкуренцию между ними. Однако этого даже близко не было. Скажем, в биатлоне полноценные команды выставили лишь шесть регионов, в лыжных гонках – семь. Даже такие области, как Карагандинская, Западно-Казахстанская, Актюбинская, где климатические условия благоприятствуют развитию «снежных» видов спорта, из-за малого количества спортсменов не смогли заявить свои квартеты на эстафетные гонки. А Костанайская не прислала ни одного биатлониста. Мы уже не говорим про лыжную акробатику, могул, прыжки с трамплина, северное двоеборье, горные лыжи, сноуборд – в каждом из этих видов приняли участие лишь от трёх до пяти регионов.

Теперь что касается уровня конкуренции. В мужской лыжной эстафете команды, занявшие первые три места, «привезли» соперникам десять минут и больше – разрыв просто катастрофический. В женской биатлонной эстафете девушки из Восточно-Казахстанской и Акмолинской области опередили бронзовых призёров на пять, ставших четвертыми – на десять минут, а финиша команды южной столицы (5-е место) пришлось ждать более получаса! О чём это говорит? О том, что относительно сильные лыжники и биатлонисты, способные побороться за места в национальных сборных, есть лишь в двух-трёх областях страны.

И, что называется, «вишенка на торте» (далеко не сладком): если отбор на Олимпиаду-2010 прошли 11 казахстанских лыжников и 9 биатлонистов, то на ОИ-2022 – соответственно 7 и 3. В сумме ровно вдвое меньше. А на самих Играх никто из них выше 25-го места не поднялся, тогда как в 2010-м наши спортсмены пять раз попали в топ-10 на отдельных дистанциях. Это и есть тот самый «взрывной эффект», о котором говорил г-н Нуров?



Взять посещаемость. Да, мы видели полные трибуны на ипподроме «Казанат», когда там проходил финальный матч по кокпару, видели немало зрителей на конных скачках. Но ко многим другим состязаниям люди не проявили интереса – зачастую болельщиков было даже меньше, чем самих спортсменов-участников. И здесь в значительной степени повинны как раз таки организаторы Игр.

Перед уже упомянутой зимней Азиадой 2011-го было принято решение сделать вход на стадионы и в ледовые дворцы, где проводились соревнования, платным. Но наш народ не оценил этот «новаторский» (почему «новаторский», станет понятно чуть позже) шаг, и, как следствие, выручка от продажи билетов не покрыла даже расходы на их изготовление – такой вот казус. А когда на некоторых аренах сделали доступ свободным, посещаемость заметно увеличилась.

Казалось бы, из того опыта следовало извлечь урок. Но мы же не можем без того, чтобы не наступать на те же грабли. В одном из интервью Нуров гордо, будто совершил какое-то открытие, заявил: «Впервые в истории Игр кочевников посещение всех событий будет платным». Стоимость билетов установили в размере от 1.000 до 15.000 тенге, а в среднем, по словам организаторов, она составила 3.600 тенге.

Кстати, скорее всего, Нуров и его коллеги были в этом плане первооткрывателями и применительно к зимней Азиаде. Во всяком случае, на предыдущих аналогичных континентальных Играх, проходивших в начале 2007-го в китайском Чанчуне, вход для зрителей был свободным (автор этих строк находился там в качестве аккредитованного журналиста) – в Поднебесной прекрасно понимают, что при проведении таких соревнований, в отличие от Олимпиад и чемпионатов мира, на билетах много не заработаешь и только отпугнёшь потенциальную аудиторию. Как понимают это и в Кыргызстане, где зародились и прошли 1-е, 2-е и 3-е Всемирные игры кочевников. А до наших функционеров столь очевидная истина, видимо, не доходит.

Нам так и не сообщили, сколько билетов и на какие состязания удалось продать, – возможно, чтобы не разочаровать вышестоящее начальство и не выглядеть смешными в глазах рядовых казахстанцев. Известна только общая сумма доходов (625 тысяч долларов, или около 300 миллионов тенге), в которой, наверное, «сидит» и выручка от реализации билетов. Причём, судя по всему, львиную её долю внесли те, кто пришёл на церемонию открытия: тогда трибуны стадиона «Астана-Арена» оказались почти заполненными, и каждый из зрителей заплатил немалую сумму (в СМИ сообщали, что минимальная цена за вход – 15.000 тенге).

Примерные подсчёты позволяют сделать вывод, что доходы от продажи билетов непосредственно на сами соревнования никак не могли превысить 100 миллионов тенге, а, скорее, были существенно меньше. То есть они окупили, самое большее, один-полтора процента от общей суммы расходной части операционного бюджета Игр кочевников, составившей 5,7 миллиарда тенге (сюда не входят затраты, связанные со строительством и реконструкцией объектов, – они идут по другой статье).



Посещаемость наверняка могла быть выше и в том случае, если бы соревнования проходили не в Астане, а на юге Казахстана. Ведь очевидно, что там поклонников национальных видов спорта неизмеримо больше, чем в северных и центральных регионах, – хотя бы в силу этнического состава населения.

Выбор Астаны тот же Нуров объяснил тем, что стояла задача избежать лишних трат на строительство и что столица имеет лучшую в стране готовую спортивную инфраструктуру. Но затем добавил, что благодаря проведению Игр кочевников осуществлена реконструкция (надо полагать, обошедшаяся в немалую сумму) таких крупных сооружений, как стадион «Астана Арена» и ледовый дворец «Алау», а ипподром «Казанат», принявший большинство соревнований, по сути, был отстроен заново. То есть на все объекты, кроме Дворца единоборств имени Ушкемпирова, пришлось серьёзно потратиться.



Но этими соображениями организаторы Игр, видимо, особо не заморачивались…