Русские жены великих казахов: истерия вокруг истории

Писать о словесных разборках, то и дело вспыхивающих в соцсетях, журналистам вроде бы не пристало. Но применительно к случаю, о котором пойдет речь, есть смысл пренебречь этим правилом. Да, его можно назвать очередной бурей в стакане воды, но, тем не менее, он вызвал широкий резонанс, став, например, в казахстанском сегменте «Фейсбука» едва ли не центральной темой всей минувшей недели. А главное – дал повод задуматься над действительно важной проблемой, связанной с тем, кто и как в нашей стране формирует историческую память.

Пиар на прошлом

В эпицентре нового сетевого выяснения отношений оказалась Майя Бекбаева. То, благодаря чему она обрела известность, – это не столько популяризация сведений о прошлом нашего народа (как считают многие), сколько подстраиваемая под запросы невзыскательной, но весьма широкой аудитории их вольная интерпретация с большой долей «отсебятины», изрядно сдобренной патриотическим пафосом, на который сегодня многие покупаются.

Надо отдать ей должное: она успешно разрабатывает эту жилу. На ее канал в Youtube подписаны сотни тысяч человек. Есть немало таких, в том числе среди не самых последних людей в нашей стране, кто на полном серьезе утверждает, что с точки зрения продвижения знаний об истории Казахстана она делает больше, чем все профильные научные и государственные институты вместе взятые.



Если бы Бекбаева снимала фильмы и строила на них собственный пиар за счет своих накоплений или на частные пожертвования – флаг в руки. Но ведь ее потуги на ниве освещения истории финансируют структуры, получающие средства из государственной казны: раньше это было агентство «Хабар», сегодня телерадиокомплекс президента РК. Иными словами, то, что мы видим на канале Майи, выходит в свет благодаря деньгам налогоплательщиков. А видим мы вместо подлинной летописи Казахстана ее суррогат.

Любой профессиональный историк скажет, что Бекбаева никаких открытий не делает, никаких "белых пятен" не раскрывает - вопреки навязываемому некоторыми мнению. Она просто собирает разбросанные в Интернете или в книгах сведения, компилирует и компонует их, приправляет домыслами и даже вымыслами, привносит собственные оценки, которые соответствуют модным сегодня идеологическим трендам, а также целую палитру эмоций (от патетики до скорби) – и продукт готов. При этом Майя берет из попадающегося под руку материала только то, что работает на продвигаемые ею нарративы, на возвеличивание выбранных ею героев (и заодно на уничижение их оппонентов), а всё, что не укладывается в это прокрустово ложе, решительно отбрасывает.

C подробным обзором одного из таких, с позволения сказать, творений - «Жошы-хан: повелитель Великого улуса» - можно ознакомиться на нашем сайте Spik.kz. К слову, некоторые ученые-историки, хотя и настроенные резко против современных мифотворцев, но обычно стесняющиеся осуждать кого-то конкретно, высказали свое «фе» в отношении этого фильма, который открыл перед Майей дорогу уже на большой экран, став для нее первым, показанным в кинотеатрах. Похоже, они начали понимать, что такая продукция бросает тень на их сообщество, подрывает репутацию исторической науки в нашей стране.

Великие и почти "святые"



Примеры? Пожалуйста.

В фильме об Алихане Букейханове она утверждает, что «за ним пришел сам «железный нарком» Ежов, который отправлялся собственноручно арестовывать только особых людей, особого уровня». Откуда она это взяла, неизвестно – ни в одном из заслуживающих доверия источников нет упоминания о том, что глава НКВД самолично осуществлял аресты, даже самых «особых людей» (к которым, кстати, 70-летний пенсионер Букейханов, отошедший от политической деятельности, в то время вряд ли относился). Тот же Ежов, по версии Майи, был однокашником Елизаветы, дочери Алихана, хотя на самом деле она училась в женской гимназии, и разница в возрасте между ними – целых восемь лет.

Рассказывая об Амре Кашаубаеве, автор фильма делает акцент на том, что в период с 1925-го по 1934-й его постоянно забирали на допросы и пытали, чтобы добыть какую-то информацию, касающуюся Мустафы Шокая, с которым он якобы встречался в Париже. Неужели Майя действительно полагает, что заплечных дел мастера, способные выбить признания у любого, даже самого стойкого к пыткам, целых девять лет возились с одним артистом?

Уголовное дело в отношении Ильяса Есенберлина, привлеченного к ответственности за хозяйственное преступление (по 109-й статье УК) в его бытность директором Казахской государственной филармонии, Бекбаева преподносит как политически мотивированное. При этом перевирая даты, занимаемую им должность, срок, на который его осудили, время пребывания на подневольных работах. Она даже не посчитала нужным внимательно прочесть имеющуюся в открытом доступе справку об освобождении будущего писателя, ознакомиться с текстом указа об амнистии (так называемой «бериевской»), объявленной весной 1953-го, с другими документами, способными пролить свет на обстоятельства того дела…

К слову, настоящий историк, занимающийся именно исследованием, а не просто вольной интерпретацией событий прошлого, наверняка попытался бы разобраться в том, за что конкретно и насколько обоснованно осудили Есенберлина. Майе же поиски истины ни к чему, она решает какие-то свои задачи.



Безудержное стремление к идеализации своих героев и сыграло, в конце концов, с Майей злую шутку.

«Неконкурентоспособные казашки»

Однажды она решила осветить вопрос: почему самые известные представители казахской элиты начала 20-го века женились на русских? Ответ, который был ею предложен зрителям, не сразу, с отсрочкой, но всё же вызвал возмущение у немалой части наших соотечественников, включая тех, кто ранее восторгался ее фильмами. Именно вокруг этой темы и соответственно самой Бекбаевой разгорелись на минувшей неделе страсти в социальных сетях.

Вопрос, которым она задалась, не раз поднимался и раньше – обычно теми, для кого этническая идентичность является главной ценностью. Но какой-то универсальный ответ на него вряд ли существует. Мотивы у вступавших в браки с представительницами «государствообразующего» для Российской империи этноса могли быть самые разные. Кем-то, надо полагать, двигали карьерные или меркантильные соображения. Кого-то, возможно, просто чисто физически (физиологически) тянуло к женщинам европейской наружности. Для кого-то, не исключено, такой брак был неким актом самоутверждения: ведь он, считавшийся в царской России «туземцем», стал мужем «белой женщины», ее обладателем, что могло повысить его самооценку в собственных глазах. И т.д.

Но, как уже говорилось выше, для Бекбаевой все ее герои, а деятели партии «Алаш» особенно, – почти святые: выражение «ничто человеческое им не чуждо» не про них. И объяснять тягу казахских интеллигентов той поры к женщинам-славянкам какими-то земными желаниями и потребностями означало их десакрализацию, чего Майя позволить себе не могла. Поэтому она предложила возвышенное обоснование: «Мужчинам – представителям казахской интеллигенции, образованным, увлеченным высокими целями, не нужны были рядом домработницы и кухарки. Они искали женщин, способных быть не только женами, но и единомышленницами, с которыми можно только не только интересно побеседовать, но и получить мудрый совет. Эти женщины имели высшее образование, прекрасно разбирались в литературе и искусстве». А казахские, мол, были в этом плане неконкурентоспособными.

Утверждение, возможно, спорное. Но где тут оскорбление женщин Степи, в чем обвинили Бекбаеву (многие даже требуют от нее извиниться перед всем казахским народом)? В слове «неконкурентоспособные»? Да, применительно к данному случаю оно неудачное, но если кто-то назовет Казахстан неконкурентоспособным в каких-то отраслях экономики, в сфере здравоохранения или где-то еще, то будет ли это означать оскорбление страны? И потом, есть официальная статистика, подтверждающая очень низкий уровень образованности и столь же низкий общественный статус казахских женщин того времени.

Как показали итоги первой всесоюзной переписи 1926 года, из более чем 1,7 миллиона представительниц «титульного» этноса лишь 17,5 тысячи, или 1 процент, были грамотными (умели читать хотя бы по слогам и ставить свою подпись – неважно, на каком языке). Для сравнения: среди русских женщин, живших в Казахстане, азы чтения и письма знали 25,4, а среди казахских мужчин – 12,4 процента – см. здесь (стр. 93-95). Казашек, имевших высшее образование, были единицы, занимавшихся педагогической, научной и культурно-просветительской деятельностью насчитали всего 54. И уж вовсе нулевым было их присутствие в политической жизни до 1920-х. Тогда как в западных регионах Российской империи женщины активно участвовали во всех трех революциях, в деятельности оппозиционных партий – народовольческой, эсеровской, большевистской, даже совершали террористические акты (Засулич, Перовская, Спиридонова и другие).



А вообще, стоило ли будировать щекотливую тему? Столь ли важно для понимания казахской истории начала 20-го века знать, какой была этническая принадлежность подруг известных деятелей того периода и чем диктовался их выбор?