Астанинский экономический форум: у кого и чему учатся казахстанские эксперты?

Куат Акижанов, PhD, Аналитический центр Spik.kz

Формирование социально-экономической политики в стране складывается из многих составляющих. Наиболее ключевая из них – тот политико-экономический режим, который сложился в государстве. На основе методологии исторического материализма можно понять, что в Казахстане, как и в других постсоветских республиках, активное участие в проведении экономического курса – гласно и негласно – принимает экспертное сообщество, защищающее и оправдывающее интересы правящего меньшинства.

Магистральной основой взрастившей их школы является неоклассическая экономическая доктрина, основные концепты которой мы неоднократно разбирали на страницах нашего издания. Если кратко, мейнстримная экономика, особенно после 1980-х годов, опирается на неоклассическую ортодоксию, а в политическом плане — на рецепты Вашингтонского консенсуса: приватизация, дерегулирование, торговая либерализация, ограничение роли государства. Противопоставляются ей критические подходы, включая радикальную политическую экономию, посткейнсианство, институционализм, марксизм и другие интердисциплинарные школы.



Вот тут-то и становится понятным, что безыдейность (если не сказать невежество) таких «экспертов» и является важной составляющей того, как они продвигались по карьерной лестнице, а неолиберальные идеологи и олигархи помогали и помогают таким «чикагским мальчикам» становиться министрами. Вот и президент К.-Ж. Токаев сетовал по другому поводу, но подходящему для нашего анализа: «У нас люди, возможно, не очень образованные, но как-то им повезло в бизнесе [на госслужбе – добавим от себя]. Это навевает на некоторые размышления. Как так произошло? Возможно, они везучие. (...) На самом деле меня это беспокоит. Олигополия – это когда небольшая группа людей полностью контролирует основные сектора экономики, что у нас произошло, к сожалению. И, кроме того, она имеет серьезное влияние на принятие государственных решений, то есть они очень близки к высшему руководству. У нас это тоже имеется в полном объеме». Спешу добавить: не просто «в полном объеме», а в тотальном.

Для наших читателей я решил провести типологизацию по школам экономической мысли, к которым относятся известные американские экономисты и которые имели хоть и не самое прямое, но отношение к тому, что произошло и происходит в Казахстане. Начну с лауреатов Нобелевской премии по экономике, посетивших нашу страну в качестве почетных гостей и спикеров Астанинского экономического форума. Они в основном мейнстримные, то есть в значительной степени работающие (особенно после 1980-х годов) в парадигме неоклассической теории, которая легла в основу неолиберальной политики: рациональные агенты, свободные рынки, минимальное государство, приоритет денежной стабильности над занятостью. Не каждый мейнстримный экономист прямо одобряет политику МВФ или Вашингтонского консенсуса — важно различать аналитические модели и их нормативные позиции.

1. Джон Нэш (получил Нобелевскую премию в 1994-м за анализ равновесия в теории некооперативных игр). Классик мейнстрима, но не политический неолиберал. Известен как основоположник неоклассической теории игр, его «равновесие Нэша» — краеугольный камень в анализе стратегического поведения. Хотя Нэш не занимался экономической политикой напрямую, его работы были интегрированы в мейнстримную микроэкономику и политэкономию, особенно в моделировании рынков и контрактов. Предложенный им подход лег в основу моделей рационального эгоизма, а применяемый им инструментарий используется для его обоснования.

2. Джеймс Миррлис (в 1996-м за исследования в области информационной асимметрии). Он разработал теорию оптимального налогообложения, которая предполагает, что даже в условиях неидеальной информации возможно справедливое перераспределение. Хотя Миррлис работал в рамках неоклассической модели, его цели — этические и перераспределительные, что нехарактерно для неолиберализма и выводит этого ученого-экономиста из списка апологетов неолиберализма.

3. Роберт Манделл (в 1999-м за анализ денежной и фискальной политики в рамках различных режимов валютного курса и анализ оптимальных валютных зон). Явный идеолог неолиберализма и фискального консерватизма. Один из архитекторов теории оптимальных валютных зон и интеллектуальный вдохновитель евро. Манделл также считается отцом экономики предложения (supply-side economics), выступал за жесткую монетарную политику, снижение налогов и минимальное вмешательство государства. Он – один из немногих приверженцев экономического мейнстрима, открыто отождествлявших себя с неолиберализмом.

4. Финн Кидланд (в 2004-м за вклад в изучение влияния фактора времени на экономическую политику и за исследования движущих сил деловых циклов). Он и его коллеги - ортодоксальные неоклассики и идеологи неолиберальной макроэкономики, известные разработками теории временной непоследовательности экономической политики и исследованиями в области реального экономического цикла (Real Business Cycle Theory). В их работах критиковались кейнсианские инструменты, отрицалась эффективность фискального стимулирования и утверждалось, что экономика должна «саморегулироваться». Явные сторонники неолиберальной ортодоксии, они поддерживают идеи государственного невмешательства и фискальной дисциплины.

5. Роберт Ауманн (в 2005-м за углубление понимания сути конфликта и сотрудничества путем анализа теории игр). Мейнстримный формалист с технократической позицией. Он выступал за использование теории игр в анализе конфликтов и даже войн. Хотя Ауманн не был публичным идеологом неолиберализма, его анализ механизмов рационального поведения часто применялся в рамках рыночного фундаментализма, а его теория встроена в инструментарий неолиберального мышления.

6. Эрик Маскин (в 2007-м за создание основ теории оптимальных механизмов). Один из разработчиков теории механизмов (mechanism design), Маскин признавал, что идеальные рынки не существуют, и подчеркивал важность институционального контекста. В отличие от многих других нобелевских лауреатов, выступал с критикой рыночных провалов и, хотя находится на грани мейнстрима и критической институционалистики, не является апологетом неолиберальной ортодоксии.

7. Кристофер Писсаридес (в 2010-м за исследования рынков с моделями поиска). Мейнстримный макроэкономист с фокусом на занятости. Получил премию за модели фрикций на рынке труда (совместно с Мортенсеном и Даймондом). Несмотря на значимость этих моделей для объяснения безработицы, Писсаридес не выступает с критикой неолиберализма – он, скорее, предлагает инструментальные улучшения рынка труда.

8. Томас Сарджент (в 2011-м за эмпирическое исследование причинно-следственных связей в макроэкономике). Ортодоксальный монетарист и неолиберал. Один из ключевых представителей новой классической макроэкономики, апологет рациональных ожиданий и макроэкономической нейтральности государственной политики. Сарджент резко критиковал кейнсианские подходы и выступал за макроэкономику без государства. Он один из главных теоретиков неолиберальной ортодоксии.


Я несколько раз принимал участие в Астанинском экономическом форуме (АЭФ). Но в том формате, в котором он проводится, отсутствует подлинная дискуссия, поощряющая академическую конкуренцию и тем более развитие анти-неолиберальной критической мысли. Понятное дело, что организаторы в силу интеллектуальной ущербности и политической заданности и не думали создавать на площадке АЭФ экспертную платформу, которую казахстанские ученые могли бы использовать для конструктивной критики. От нас ждут, чтобы мы почтительно смотрели в рты гостям-спикерам и выполняли роль массовки из благодарных и «таких милых туземцев», говорящих по английский. Хотя за свой приезд «в сердце Евразии» эти спикеры получают неплохие гонорары, не считая расходов на проживание и перелеты бизнес-классом. А это все бюджетные деньги.



По сути, это можно назвать интеллектуальными «услугами по легализации» экономического курса, где дерегуляция, приватизация и отказ от социальной ответственности государства подаются как безальтернативные. В условиях авторитарной клептократии авторитет таких фигур используется не для критического осмысления провалов модели, а для её идеологического обоснования. Казахстанский неолиберальный режим не-развития таким образом получает не только политическую, но и академическую защиту от изменения курса. Да еще и за наш с вами счет. Под прикрытием стратегического планирования и модернизационной риторики у нас воспроизвели типичную для капиталистической периферии модель: имитацию реформ вместо трансформации, ритуализацию инновационности вместо индустриализации и консолидацию плутократии под видом рыночной рациональности.

Еще пример. В январе 2005-го казахстанские чиновники пригласили профессора Гарвардской школы бизнеса Майкла Портера, автора концепции «конкурентного преимущества наций», в качестве символической фигуры внешнего легитиматора курса реформ (в то время в Астане носились с идеей «конкурентоспособности»). Его визит, сопровождавшийся встречей с президентом страны, стал актом ритуального подтверждения рыночной ортодоксии.

В ходе однодневного пребывания Портер озвучил типичный для технократического неолиберального дискурса тезис о том, что главным препятствием на пути к модернизации Казахстана является менталитет населения, которое, по его словам, «ошибочно» ожидает от государства социальных гарантий вместо того, чтобы «само нести ответственность» за своё развитие. Эта нарративная рамка — перекладывание структурной ответственности на «неправильных граждан» — полностью вписывается в риторику казахстанских технократов и экономистов, индоктринированных в парадигму неолиберального управленческого мышления. Вместо анализа институциональных провалов, социальной депривации и несправедливого перераспределения они склонны обвинять «пассивное» или «неадаптированное» население.

Продолжение следует.