Если бы я стал министром промышленности и строительства. Часть 2-я

Как считают предыдущие наши эксперты, которым мы предложили представить себя в роли министра промышленности и строительства, адекватной индустриальной политики в Казахстане никогда не было и быть не могло, поскольку ни деловой климат, ни особенности госуправления, ни уровень науки, ни общественно-политическая ситуация в стране тому не способствовали. Подробнее раскрыть эту тему и оценить шансы отечественной промышленности на полноценное развитие мы попросили доктора экономических наук, профессора Мейрама Кажыкена.

- Мейрам Зекешулы, какие, на ваш взгляд, были допущены ошибки в ходе индустриализации в Казахстане? И что бы вы предложили в данном направлении, если бы возглавили профильное министерство?

- Если бы мне предложили стать министром промышленности и строительства, то сначала я добился бы личной встречи с президентом, на которой постарался бы убедить его в том, что без современных и гибких институтов невозможно провести структурные реформы. И если мое видение индустриализации будет принято, то предложение я приму. В противном случае толку от моей работы не будет – я просто стану очередным недееспособным министром.

С 2003 года по сегодняшний день в Казахстане было принято множество стратегий и программ индустриализации – СИИР, ГПИИР, «30 корпоративных лидеров» и т.д. Но они не достигли целей. Почему? Потому что быстро и неожиданно менялись экономические условия, которые перечеркивали планы и ломали практические заделы. Промышленность ведь весьма чувствительна к внутренним и внешним факторам (финансовым кризисам, региональным конфликтам, изменениям конъюнктуры на мировых рынках и др.), и должна оперативно на них реагировать. А для этого необходимы сильные институты, способные к ним адаптироваться.



- Как с этим справлялись в Южной Корее, Германии, Японии и других странах, которые славятся своими сверхэффективными индустриальными реформами?

- В Южной Корее я был дважды. В том числе в 2010 году в составе делегации из пяти казахстанских экспертов по приглашению ее лидера Ли Мён Бака. Его попросил об этом наш президент. Была поставлена задача - изучить опыт страны, которой за 20 лет удалось вырваться из двадцатки беднейших в двадцатку богатейших государств мира.

Если коротко, то серьезные экономические преобразования там начались после создания Института развития Кореи, который проводил научные исследования и на их основе разрабатывал планы индустриализации страны. Самое интересное, что руководитель института имел вторую должность - заместителя премьер-министра, то есть обладал компетенциями решать сложные управленческие вопросы. Плюс у него в подчинении были два министра (по-моему, министры экономики и промышленности). Считаю, это был верный подход, потому что ни одна программа, даже самая лучшая, не осуществится, если у лица, ответственного за ее исполнение, нет достаточных полномочий. Но главное - во главе всей системы стоял президент страны, который еженедельно проводил совещания, участники которых по винтикам разбирали задачи и пошагово двигались к целям. Даже когда внешнеэкономические условия менялись, цели и приоритеты оставались незыблемыми.

По схожей схеме развивалась послевоенная Япония. Был создан Институт промышленности и торговли, где я имел возможность побывать. В тесном взаимодействии с руководством страны он искал решения, давал практические рекомендации, выстраивал институциональный каркас. То же самое происходило в послевоенной Германии. Отец «германского экономического чуда» Людвиг Эрхард (министр экономики, а впоследствии федеральный канцлер) объездил всю страну, изучил каждый регион, встречался с рабочими заводов, лично руководил ходом восстановления промышленности и в целом экономических реформ.



И потом, что тоже крайне важно, во всех перечисленных странах власти при реализации реформ опиралась на профсоюзы и бизнес-сообщества. Это еще одна ключевая составляющая всех промышленных революций.

- То есть в развитии индустрии заинтересованы не только государство и бизнес, но и профсоюзы?

- Именно так. В сложном реформаторском процессе обязательно должны участвовать три стороны - государство, организации бизнеса и профсоюзы. Они и есть то, что называют институтами. Также институтами называют нормы и правила, регулирующие их взаимоотношения. В теории эти три стороны равноправные. На практике они остаются таковыми в странах ОЭСР. В Казахстане же мы наглядно видим, что практика чрезвычайно далека от теории.

В прошлом году Нобелевскую премию по экономике присудили ученым из США Дарону Аджемоглу, Саймону Джонсону и Джеймсу Робинсону как раз за то, что они объяснили миру принципиальную важность общественных институтов для процветания страны. Они доказали, что именно сотрудничество профсоюзов с предпринимателями при поддержке государства дало импульс послевоенному развитию Европы. Книга «Почему одни страны богатые, а другие бедные», которую написали Робинсон с Аджемоглу, считаю, должна стать настольной для многих экономистов и политиков.

Неслучайно Дональд Трамп в первый месяц после своей инаугурации неоднократно благодарил профсоюзы за поддержку и выражал готовность к активному сотрудничеству. Ему вторил вице-президент США Джей Ди Вэнс, выступая на международной конференции по искусственному интеллекту. Дело в том, что даже в этой стране с либеральной экономикой профсоюзы являются влиятельной силой. Достаточно вспомнить трагический инцидент с участием актера Алека Болдуина, когда он во время съемок смертельно ранил человека из пистолета, в котором по ошибке оказался боевой патрон. Тогда профсоюз работников индустрии развлечений развернул целую кампанию и заставил законодателей переписать правила использования оружия на съемочной площадке.

- А как с этим обстоят дела у нас? В состоянии ли отечественные профсоюзы стать той силой, которая бы помогала государству двигать промышленные реформы?



Помню, в 2015 году после мирового экономического кризиса, когда рухнули цены на металл, тогдашний глава холдинга ArcelorMittal сообщил нашему правительству о своем намерении сократить 250 человек на рудниках и снизить на 25% зарплату работникам металлургического комплекса в Темиртау. Это был экономический шантаж, чтобы получить льготы и преференции. И правительство пошло ему навстречу. Позже я посетил металлургический завод ArcelorMittal в немецком городе Айзенхюттенштадт. Не могу не сказать, что он фантастически отличается от нашей «гордости». Там я узнал, что с похожим предложением миллиардер обращался и к профсоюзам завода. Но те, разумеется, не согласились! Решение было найдено за столом переговоров с участием всех трех сторон. Данный принцип переговоров называется социальным партнерством!

- Что еще тормозит индустриализацию в Казахстане?

- Крупный бизнес. Ему, скажем прямо, наплевать на все наши программы. Дело в том, что штаб-квартиры большинства промышленных гигантов находятся за рубежом, следовательно, там и сосредоточены их основные бизнес-интересы. В Казахстане они благополучно добывают сырье, а глубокую переработку осуществляют за пределами страны. Изучите бизнес-модель любой корпорации, и вы убедитесь в моей правоте. К примеру, «Казахмыс» производит у нас катодную медь (простую медную пластину), которую экспортирует на корейский завод, где из нашего сырья уже делают кабеля и другую дорогостоящую продукцию. Я был на этом заводе и знаю, о чем говорю.



Надо понимать одну истину: крупный бизнес по определению является влиятельным, то есть может влиять на принятие политических решений. Любой из его представителей способен зайти в высокий кабинет и порешать свои проблемы, которые зачастую не отвечают целям индустриализации или общим интересам субъектов среднего предпринимательства.

- Как эта проблема решается в других странах?

- С середины XX века крупные западные компании переносили свои производства в развивающиеся страны. Там они осваивались и, как правило, начинали потихоньку нарушать их законы и традиции, за что получали нарекания со стороны местных властей. В ответ на это ОЭСР приняла документ под названием «Руководящие принципы корпоративного управления для многонациональных компаний». Принципы эти возымели положительный эффект – иностранный бизнес стал внимательнее к местным интересам. И один из них касается профсоюзов, в частности, расширения их роли в принятии производственных решений. Это называется демократией участия.

По сути, профсоюзам под силу то, на что неспособны даже министры. А именно - заставить крупный бизнес быть внимательным к интересам страны, оказывать правительству помощь в развитии промышленности. Без социального партнерства никак.



- Какая роль в процессе индустриализации отведена НПП «Атамекен»?

- Три или четыре года назад по настойчивой рекомендации Международной организации труда и Всемирного банка была принята законодательная норма, согласно которой НПП «Атамекен» выведена из состава участников социального партнерства. Проще говоря, она лишена права вести от имени бизнеса реальные переговоры с правительством. Если еще конкретнее, то ее подписи под важными документами, которые касаются интересов всего отечественного предпринимательства, не имеют силы. К этому мне нечего добавить.

Что делать? С чистого листа создать новую полномочную организацию предпринимательства республиканского уровня. И к этому вопросу надо подойти вдумчиво, чтобы интересы всего бизнеса решались этим институтом, следовательно, он должен быть независимым от государства и демократическим внутри. Если удастся это сделать, то структурные реформы получат серьезную опору в лице предпринимательства. Если нет, то не стоит ожидать развития среднего бизнеса в стране...

- И все-таки, какой, по-вашему, должна быть программа индустриализации Казахстана в условиях новой реальности?

- Программа индустриализации, конечно, нужна как ориентир - как и куда двигаться. И написать ее на самом деле нетрудно – достаточно нанять дюжину компетентных специалистов, выделить на эти цели необходимые средства, а также обеспечить доступ к соответствующей информации. Вопрос в другом - кто ее будет исполнять?

Здесь я хочу вернуться к воспоминаниям о поездке в Южную Корею. Меня тогда действительно удивило, что руководитель Корейского института развития одновременно занимал должность заместителя премьер-министра. Я поинтересовался причиной такого совмещения и получил убедительный ответ: «Программу и стратегию создать несложно, сложнее реализовать, поэтому тот, кто их разрабатывает, и должен осуществлять!». Вот что я понял из той поездки и с тех пор пытаюсь донести это до лиц, принимающих решения.



Промышленные реформы, особенно структурные, - очень сложные, болезненные и могут вести к сокращениям зарплат, структурной безработице. Таковы законы экономики. И если при их реализации нас поддержат профсоюзы, пользующиеся доверием работников, то они смогут убедить людей перетерпеть сложные времена, дабы реформаторы осуществили задуманные преобразования.

Еще одна проблема – фрагментация промышленности. Эта сфера разделена, как минимум, между четырьмя министерствами: Минпромом, Минсельхозом, Минэнерго и Минобороны. А как в таких условиях министру отвечать за нее? Это объясняет, насколько он ограничен в возможностях и бессилен решать системные задачи. Министр может заниматься лишь тем, что ему поручат, и следить за текущими делами.



Поэтому я и начал свой ответ на ваш вопрос с того, что расскажу президенту о своих видениях. Если буду понят и получу заверения относительно совместной работы, то, вероятно, соглашусь стать идеологом структурных реформ. В противном случае продолжу свою научно-просветительскую и общественную деятельность, посредством которой буду продвигать свои идеи.