Как Буратино в Стране дураков: в чем корень бед казахстанской науки?

Если обобщить мнения участников инициированной SPIK дискуссии о причинах несостоятельности казахстанской науки, то напрашивается вывод, что корень всех проблем надо искать на уровне принятия решений: там нет понимания того, как вывести ее из застоя, а, возможно, даже заинтересованности в этом. Продолжить разговор мы предложили руководителю одного из ведущих университетов страны, который по понятным причинам согласился ответить на наши вопросы на условиях анонимности.

- У экспертов, чьи мнения мы привели в предыдущих публикациях, разный взгляд на ситуацию, но в одном они сходятся: не надо придумывать велосипед, верните прежнюю систему организации науки…

- Вы интервьюировали в основном людей, которые состоялись как ученые в советский период и сегодня ставят в пример существовавшую тогда политику в этой сфере. Но такое сравнение не совсем уместно. В СССР наука была строго подчинена плановой экономике, то есть все исследования проводились в соответствии с потребностями развития народного хозяйства. Перед учеными ставили четкие задачи (условно говоря, изобрести космическую ракету, ядерную бомбу или что-то еще), им создавали все необходимые условия, но и спрашивали с них жестко. Все было заточено под результат.

Рыночная же система работает иначе. Ее основой является конкуренция между частными предприятиями (государственных уже нет). Правда, наш крупный бизнес еще не развит настолько, чтобы делать ставку на инновации и технологии, соответственно не готов вкладываться в научные исследования. В основном он ориентирован на использование природных ресурсов – грубо говоря, как их откопать и подороже продать. Вследствие чего государству приходится самому тащить науку, но делает оно это пока вслепую, без стратегического планирования и вообще без понимания того, как грамотно организовать процесс…



Но сразу скажу, что это весьма долгая и затратная история. Чтобы вырастить одного молодого ученого, требуется, как минимум, 10-12 лет: четыре года бакалавриата, два года магистратуры, столько же PhD, два-четыре года базового опыта работы. И это, разумеется, должна быть качественная подготовка, а не ради галочки. Боюсь, многие наши университеты, на которых и возложена задача «ковать» научные кадры для страны, с ней не справляются. И дело тут отнюдь не в Болонской системе, в которой многие видят корень всех проблем. Она просто унифицирует стандарты обучения и повышает мобильность учащихся, а всё остальное зависит от самих вузов.

И потом, в настоящую науку идут лишь 5-10% молодых ученых. Они как бриллианты, которые нужно найти и огранить. Ведь это особый тип людей, которые не ленятся постоянно сидеть в лабораториях и корпеть над какими-то научными разработками. Да и мало кто согласен за 200 тысяч тенге посвятить себя науке – вступающие во взрослую жизнь предпочитают устроиться в банки или крупные компании. В этом плане в СССР у молодого ученого, конечно, было больше возможностей – господдержка, соцпакеты, преференции, престиж. Но та система давно канула в Лету, а взамен мы так и не предложили адекватную рыночную альтернативу. Вот и образовался большой пробел, заполнить который будет крайне сложно.

- Также бытует мнение, что отечественную науку погубила грантовая система финансирования…

- Опять-таки это всего лишь форма конкурсного финансирования научных проектов, которая распространена во всем мире. Просто в Казахстане она излишне забюрократизирована. Почему? Потому что правительство не доверяет Министерству, Министерство – Комитету науки, Комитет науки – научно-исследовательским институтам и университетам, а те в свою очередь – ученым. Отсюда бесконечные требования, правила, проверки, штрафы. При этом все равно находятся недобросовестные функционеры, которые расхищают бюджетные средства...

Зачем вообще надо было превращать науку в сплошной тендер?! Да, этот механизм уместен в отношении крупных национальных компаний, когда, допустим, КТЖ нужно закупить простыни для пассажирских вагонов. Но ведь ученым приходится участвовать в закупках, чтобы, например, элементарно приобрести какие-нибудь химикаты для своих исследований. И, конечно, им где-то приходится нарушать правила, поскольку их слишком усложнили, – однако это не значит, что теперь они должны постоянно находиться под подозрением.



Или взять экспертизу научных проектов. В свое время мы предлагали профильному министерству сотрудничество с международными агентствами, где работают квалифицированные ученые из разных сфер со всего мира. Они получают обезличенные заявки, изучают их и дают свою независимую оценку с учетом новизны, актуальности, практической значимости. Но наши управленцы решили создать собственные национальные научные советы (ННС), вот только не учли, что в казахстанском научном сообществе все друг друга знают, поэтому объективность и беспристрастность принимаемых ими решений часто вызывают сомнения. А раз есть вмешательство в систему распределения научных грантов, то не будет никакой честной рыночной конкуренции в данной сфере. Я уже не говорю о том, что многие коллективы остаются без зарплат, а некоторые институты вовсе банкротятся.

Словом, грантовая система себя не оправдала, начиная с отбора научных проектов и заканчивая выделением средств на их реализацию. Пора уже признать тот факт, что эта бюрократическая машина не работает и никогда не заработает. В итоге страдают сами ученые, не имеющие возможности реализовать свои идеи, хотя как раз они остаются в науке ради благих целей, а не ради денег (получают ведь несчастные копейки). Все-таки в этом сегменте сравнительно меньше воров, нежели в здравоохранении, фармацевтической, транспортной, энергетической отраслях, представители которых чаще других оказываются замешанными в преступлениях в сфере госзакупок.



Тем временем весь мир работает в рамках грантового финансирования науки, и достаточно успешно – американцы, европейцы, китайцы, корейцы, японцы, сейчас вон стартует Латинская Америка. Ведь именно у них мы скопировали эту модель, но не смогли довести до ума, превратив ее в «бизнес по-казахски».

- Почему у них получилось, а у нас нет?

- После Второй мировой войны американское правительство поняло, что добиться экономического и военного превосходства в мире можно только через новые технологии. Поэтому оно стало активно вкладываться в тех, кто способен их изобрести, – в своих ученых. Вспомните фильм «Оппенгеймер»: к созданию ядерной бомбы привлекли ученых из университета Беркли (физиков), из Чикагского университета (математиков) и из Массачусетского технологического института (инженеров). Вот так гибко работает система финансирования научных исследований в США – через большие и длинные целевые гранты для решения каких-то конкретных технологических задач. Благодаря в том числе такому подходу Штаты стали лидерами по объему промышленного производства - около 25% мирового ВВП. Все инновации долгое время шли именно оттуда.

Другой пример - Китай, который тоже понял, что выиграть мировую конкуренцию можно только мозгами. В итоге была сделана ставка на репатриацию ученых и мощное финансирование научных разработок. Как следствие, в рейтинге 100 лучших университетов мира несколько лет подряд лидируют китайские вузы. В свое время они получили миллиарды долларов на развитие, а сейчас выдают один за другим технологические чудеса – искусственный интеллект, робототехнику, беспилотники и т.д. Конечно, в плане расходов на науку США (3,6% от ВВП) все еще опережают КНР (2,6% от ВВП), но вполне возможно, что вскоре они поменяются местами, и мы еще увидим, как из Поднебесной польются величайшие инновации – вроде новых видов энергии из черных дыр. Сейчас сферу высшего образования в стране обслуживают 300 млн человек, и это только начало - у нее еще есть миллиард людей в запасе!



Посмотрите на небольшие страны вроде Южной Кореи. Когда-то корейцы решили, что если развитые государства тратят на науку и образование в среднем 6% от ВВП, то им нужно направлять в эти сферы на 1% больше – 7% от ВВП. Таким образом за 30 лет они сумели догнать богатые страны, а в чем-то и превзойти их. Правда, даже если Казахстан последует корейскому примеру, не факт, что из этого выйдет что-то толковое. На самом деле секрет успеха Южной Кореи состоит не в том, сколько она тратит на эти сферы, а в том, как она их тратит. И потом, очень активно в этом процессе там участвует частный сектор. Тогда как наш бизнес вообще никак не поддерживает науку и образование, поскольку, повторюсь, у нас сырьевая экономика, и технологический прогресс мало кого интересует.

- Можно ли как-то заинтересовать казахстанский бизнес, чтобы он вкладывался в науку?

- Ситуация изменится тогда, когда в крупный бизнес придут высокообразованные менеджеры. Впрочем, это касается и госорганов, в частности, министерств, да и парламента тоже. Там очень много дилетантов, которые при этом обладают полномочиями принимать решения. Для них наука вроде сельского хозяйства – кинул в землю семена, а потом собирай урожай... А если бы каждый из управленцев провел хотя бы одно небольшое исследование, доказал его результаты, написал научную статью, то знал бы, что такое наука и как она работает. К примеру, нам известно, что Саясат Нурбек защитил степень магистра, но писал ли он диссертацию PhD? Возможно, имеет смысл менять чиновников и ученых местами на какое-то время (типа программы обмена), дабы они друг друга, наконец, поняли и услышали.